Смерть Сталина

Коллеги снисходительно называли его «телефонщик».

«Он всегда сидел на телефоне: где что узнать, пробить, это он умел, – вспоминал Хрущев. – По организационно-административным делам, кадры перераспределить – это Маленков. Передать указания на места, договориться по всем вопросам. Очень активный, живой, обходительный. Но он никогда не руководил ни одной парторганизацией».

С предвоенных пор Маленков непременный участник всех совещаний в кабинете Сталина. Вместе с наркомом обороны маршалом Тимошенко и начальником Генерального штаба Жуковым Георгий Маленков подписал 22 июня 1941 года первую директиву войскам. Через несколько дней вождь включил его в состав Государственного Комитета Обороны, состоявшего всего из пяти человек. Собственно говоря, само постановление о создании ГКО написано рукой Маленкова. Ему вождь поручил контролировать производство самолетов и авиационных моторов, что через несколько лет станет причиной больших неприятностей…

Во время войны он по указанию вождя несколько раз выезжал на фронт, но в отличие от Берии, Булганина или Хрущева не стал членом Военного совета какого-нибудь фронта. Вождь привык к Георгию Максимилиановичу и не отпускал его надолго.

Осенью 1942 года Сталин отправил Маленкова вместе с Жуковым под Сталинград. В конце сентября вызвал их для доклада. Когда Жуков закончил свой доклад, Сталин строго спросил Маленкова:

– А почему вы, товарищ Маленков, в течение трех недель не информировали нас о делах в районе Сталинграда?

– Товарищ Сталин, я ежедневно подписывал донесения, которые посылал вам Жуков, – удивленно ответил Маленков.

– Мы посылали вас не в качестве комиссара к Жукову, а как члена ГКО, и вы должны были нас информировать, – строго заметил Сталин.

То есть вождь, доверявший мнению Маленкова, хотел, чтобы тот присматривал не только за фронтом, но и за Жуковым.

Михаил Смиртюков наблюдал Маленкова на Центральном фронте в 1943 году, где Георгий Максимилианович был представителем Ставки (Смиртюков рассказал об этом в интервью журналу «Коммерсантъ-Власть»). Командовал фронтом генерал армии Константин Константинович Рокоссовский. Поздно вечером Маленков по телефону ВЧ докладывал Верховному главнокомандующему обстановку. Улучив момент, попросил:

– Хорошо бы, товарищ Сталин, еще полчок самоходок на наш фронт подбросить.

Сталин, надо понимать, ответил, что самоходной артиллерии не хватает.

Маленков гнул свое:

– Это верно, товарищ Сталин, это верно, но это как раз то, что нам очень надо было бы, – полчок.

И стал доказывать, что Центральный фронт сумеет лучше других использовать самоходную артиллерию. Он приводил все новые и новые аргументы, пока Верховный не сдался. Разговор с Москвой Маленков закончил словами:

– Спасибо, товарищ Сталин.

Положил трубку, улыбнулся и спросил:

– Ну, где наш командующий?

Ему ответили, что Рокоссовский уже отдыхает.

– Тогда не беспокойте его, а полчок у нас будет.

Добился своего.

В апреле 1944 года Маленков стал еще и заместителем главы правительства. Он возглавил Комитет при Совнаркоме по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецких оккупантов. В конце войны Сталин понемногу переключил Маленкова с партийных на неотложные хозяйственные дела.

Еще в июле 1943 года постановлением ГКО был образован Совет по радиолокации, в который вошли крупнейшие ученые. Возглавил работу Маленков. В мае 1946 года Сталин поручил ему председательствовать в Специальном комитете по реактивной технике при Совете министров.

О чем рассказал отцу Василий Сталин

После войны для Маленкова начались трудные дни.

Сталин провел реорганизацию центрального партийного аппарата. Пострадал от этого Георгий Максимилианович, главный аппаратчик, потому что вообще упала роль ЦК, где расформировали отраслевые отделы. Оставили только два управления – кадров и пропаганды, а также два отдела – организационно-инструкторский и внешней политики.

Центр власти Сталин перенес в правительство. Из двух своих должностей – председателя правительства и секретаря ЦК – первую он считал важнее.

Неожиданно Сталин разослал членам политбюро письмо, в котором говорилось, что в авиапромышленности вскрыты крупные преступления – промышленность давала авиации негодные самолеты, а командование военно-воздушных сил закрывало на это глаза.

«Таким образом, преступления продолжались, фронт получал недоброкачественные самолеты, аварии шли за авариями, и расплачивались за это своей кровью наши летчики, – писал Сталин. – Нам помогли вскрыть это дело летчики с фронта».

Но в делах нет ни одной ссылки на мнение летчиков. Отсюда и возникло предположение о том, что таким летчиком мог быть только генерал авиации Василий Иосифович Сталин, пожаловавшийся отцу на плохие самолеты.

Сам Василий Сталин косвенно признал это в феврале 1955 года, уже находясь в заключении:

«Если на снятие и арест Новикова повлиял мой доклад отцу о технике нашей (Як-9 с мотором М-107) и о технике немецкой, то Новиков в этом сам виноват. Он все это знал раньше меня. Доложить об этом было его обязанностью как главкома ВВС, тогда как я случайно заговорил на эти темы.

Ведь было бы правильно и хорошо для Новикова, когда я рассказывал отцу о немецкой технике, если бы отец сказал: «Мы знаем это, Новиков докладывал». А получилось все наоборот. Я получился первым докладчиком о немецкой технике, а Новиков, хотел я этого или нет, умалчивателем или незнайкой. В чем же моя вина? Ведь я сказал правду, ту, которую знал о немецкой технике.

Значимость решения, принятого ЦК и правительством, о перевооружении ВВС на реактивную технику и вывозе специалистов из Германии огромна. А в том, что не Новиков оказался зачинателем этого реактивного переворота в нашей авиации, а ЦК и Совет министров, только сам Новиков и виноват…

Говорить о причинах личного порядка, могущих склонить меня на подсиживание или тем более на клевету на Новикова, нет смысла, так как их не было, как не было и клеветы».

Василий Сталин маршала Новикова не любил, так что его обращение к отцу с критикой положения дел в военно-воздушных силах все-таки больше похоже на донос. Другое дело, что старший Сталин нуждался лишь в поводе. Если бы не слова сына, нашелся бы другой повод.

Сталин поручил проверить это дело начальнику Главного управления военной контрразведки Смерш Виктору Абакумову.

Первым в начале 1946 года арестовали командующего 12-й воздушной армией маршала авиации Сергея Александровича Худякова. Для начала его обвинили в том, что он скрыл свое подлинное имя. Звали его Арменак Артемович Ханферянц. Он всего лишь русифицировал свое армянское имя; это делали тогда многие, чтобы к ним проще было обращаться.

Маршала заставили признаться в том, что он – давний английский агент и был причастен к расстрелу двадцати шести бакинских комиссаров. Из Худякова выбили показания на командование военно-воздушных сил и руководство авиапромышленности, которые, дескать, принимали на вооружение дефектные самолеты и моторы. (Кроме того, его заставили подписать протокол, в котором он «признавался», что участвовал в расстреле двадцати шести бакинских комиссаров в 1918 году и работал на британскую разведку.)

16 марта 1946 года Совет министров принял решение снять главного маршала авиации Александра Александровича Новикова с должности командующего военно-воздушными силами как «не справившегося с работой».

23 апреля Новикова арестовали у подъезда собственного дома. У чекистов даже не было ордера, его просто схватили и засунули в автомобиль.

На основании материалов, подписанных Абакумовым, были арестованы нарком авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин, офицеры штаба ВВС – за принятые на вооружение некачественные самолеты и моторы.

На основе полученных от них показаний можно было брать всех крупных авиаконструкторов – Яковлева, Туполева, Ильюшина, Лавочкина. Это было перспективное для чекистов дело.