Страница 24 из 25
Святейший видел: опека его добровольных телохранителей стала открытой, строгой, но принимал ее терпеливо.
Рана зажила быстро. И на Успение Тихон поехал в лавру.
Здесь ему сообщили о славных победах Деникина. Взята Одесса, армия движется к Киеву… Все это подавало надежду на избавление от плена.
Сердце переполняла молитва. Душа сосредотачивалась на этом дивном откровении. «Во успении мира не оставила еси, Богородице», – поется в тропаре праздника: честнейшая херувим и славнейшая без сравнения серафим была теперь с Россией, ибо здесь творилось все худшее, что могут делать люди с людьми.
Святейший совершал службу так, словно она была последним светом его жизни. Молящиеся чувствовали особый настрой великого пастыря и лепились к нему сердцами.
После литургии настоятель Кронид подал патриарху истерзанный тайнохранением листок бумаги:
– Из Архангельска доставили.
– «Акт о чуде», – прочитал святейший. – Печать, подпись священника… Андрей Михайлович… Распопин? Ну и фамилия.
– Получили от человека надежного и достойного… Отправитель епископ Павел Пинежский. Другие документы я позже покажу.
Видения удостоились дети и подростки. Их было семеро. Старшей, гимназистке пятого класса Эмилии Перешневой, пятнадцать лет, младшему, Виктору Перешневу, – десять. Одной девочке, Юлии Кеселевой, – одиннадцать, остальным – по тринадцать.
Акт гласил: «3 августа 1919 года, в воскресенье, в 8-м часу вечера, когда мы, спасаясь от дождя, сидели на крыльце дома Перешнева, у Новгородского проспекта между Почтамтской и Кирочной улицами, видели невысоко над горизонтом Пресвятую Деву Марию в сидячем положении и не во весь рост с Богомладенцем Иисусом Христом. Она простирала обе руки вперед, ладонями вниз, и покрывала город. Лицо Божией Матери, продолговатое, некруглое, было обращено на город, на юго-восточную сторону. Кругом лица был светло-золотистый круг. Части лица были видны, но неясно. Одежда у Божией Матери была широкая, сине-голубая, серая. На коленях ея между руками сидел Христос-младенец. Одежда на нем была длинная, светлая, белая. Руки белые, блестели. Он часто двигал руками, а потом сделал движение правой рукой, как благословляют. Около головы Спасителя был светлый круг. От круга во все стороны шли светлые лучи. Все это изображено было в четырехугольном облаке… Видение продолжалось 20–30 минут, а затем стало исчезать. На его месте осталась голубая светлая полоса. Юлия не видела благословения».
– Да спасется покровительством Благодатной город Архангельск.
Тихон перекрестился, перекрестился и Кронид, сказал:
– Это как обретение «Державной». Не чудно ли: в день отречения государя от престола найдена.
– Я тоже подумал об этом, – признался Тихон.
– Только и надежды, что на милость Небесную. Англичане покидают северные города. Усилия протоиерея Иоанна Лелюхина были горячи, но успеха не имели.
Письмо из Архангельска не обрадовало. Епископ Павел сообщал: по просьбе генерала Миллера он вынужден был продлить пребывание отца Иоанна Лелюхина в Лондоне, где тот добывал от правительства Великобритании отсрочки вывода войск с северных российских территорий. Прилагались вырезки статей протоиерея. Некоторые места были отчеркнуты.
«Знайте: предателей в России ничтожная кучка, а верных и честных граждан – десятки миллионов. Своим примером вдохните бодрость и мужество в сердца робких и унылых. Вы не одни: с Вами доблестные и благородные союзники, дети свободных культурных государств мира. Боже Великий, спаси несчастную Русь!»
«Радость перешла в восторг, когда на землю нашего города сошли с кораблей прибывшие к нам благородные союзники наши… Они неподкупны, они правдивы, они помогут нам спасти несчастную, но дорогую нам Отчизну».
Были еще две листовки и копия письма к архиепископу Кентерберийскому. В письме монахи Соловецкого монастыря, архангельский Союз духовенства и мирян, священство Карелии умоляли главу Англиканской церкви: «Теперь еще преждевременно лишать братской помощи Северную область, но надлежит оставить ее там до того момента, когда по прошествии грозы положение русского народа прояснится и он сам в состоянии будет охранять свою безопасность и свои святыни».
Одна листовка была краткая: «Довольно алой крови. Гоните советскую власть. Гоните зверя-красноармейца. Они своим приходом несут вам кровь, голод, разорение и смерть. Долой кровавую Красную армию. Да здравствует жизнь! Да будет с нами Бог!»
В другой, пространной, подчеркнуты последние строки: «Пастырь и блюститель воли по слову апостола произнес анафему на вождей ваших, а вы продолжаете слушать их и служить им. Прозрите и не губите душ ваших».
– Вот видите, – сказал Кронид, – слово патриарха, слово правды и света достигает окраин страны!
– А Неба? Французы бежали, англичане бегут. Митрополит Платон метался по Европе из столицы в столицу и ничего не достиг, как и Лелюхин. Россия для Европы хуже койки тифозного… О! Франция знает, что это такое – революция. У Англии Кромвель был. Владыка Платон теперь в Америке, но там он тоже ничего не добьется. Америка предпочитает грабить не на поле сражения, а потом… Голодный за кусок хлеба золото отдает легко, забывая даже взвесить. – Тихон вдруг смутился. – Отец Кронид! Помню, писал ты мне, когда в лавру в декабре семнадцатого солдат на постой пригнали… За деревянные сосуды преподобных отцов Сергия и Никона беспокоился, как бы к старообрядцам не попали. Где они?
Кронид открыл навесной шкаф и поставил перед святейшим потемневшую от времени деревянную чашу, скорее даже большую рюмку.
– Батюшки Сергия. Держу открыто. Если обыск будет, не соблазнятся. Не в тайнике, значит, и цены нет.
– Цены нет! – расцвел улыбкою святейший. – Господи, можно прикоснуться к сосуду, в котором по молитве преподобного отца нашего вино превращалось в кровь Агнца.
– Литургию можно отслужить…
Тихон покачал головой:
– Время не пришло. Вот будут царя венчать на царство. Тогда!..
– Святейший! Уснуть бы да и проснуться в благословенный час.
– Далековато у нас до пещеры Эфесской. Нет, отец Кронид. Претерпим посланное от Бога полной мерой.
Задумались пастыри. О себе, о судьбе России, о будущем. Не ведали. Новая черная туча закрыла небо. Уже неделя, как состоялось решение комиссариата по просвещению о вывозе мощей Сергия Радонежского из лавры.
У комиссаров сказано – сделано, да посбивал их прыть Деникин: взял Курск, Воронеж, Орел, шел к Туле.
Сладко помолившись в Троице, вернулся святейший в Москву и как в яму смрадную ухнул.
Приезжала игуменья Ангелина из Ярославля: закрыли монастырь. Сообщила о расстреле отца Николая Любомудрова. Год назад в Лацкое, где служил батюшка, нагрянули красноармейцы; стали спрашивать в волоисполкоме, кто контра, кого шлепнуть. Волоисполком назвал кузнеца да попа. Но без кузнеца не обойтись. Шлепнули батюшку.
Святейший знал отца Николая. Наперсным крестом его награждал, ночевал в его доме. Добрый, умный человек, столько сделавший для просвещения крестьянских детей. Его-то и предали.
Горестное сообщение пришло из Астрахани: расстрелян архиепископ Митрофан (Краснопольский). Прославил убиенного Стенькой Разиным святителя Иосифа и сам удостоился мученической кончины.
Был срочный гонец из Могилева, от католического населения: взяли в заложники всех ксендзов. Ладно, что люди рождаются, но ведь и помирают, хоронить приходится без покаяния, без отпевания.
Святейший тотчас написал прошение в Совет народных комиссаров: «Хотя ксендзы – служители не нашей Церкви, однако во имя того, что мы служим Единому Богу Христу, я усердно прошу облегчить их участь и дать им полную возможность исполнять свой священный долг по отношению к пасомым. Не повторяю уже прежних своих писаний о всей несправедливости, жестокости и бесцельности взятия заложников, и особенно из служителей культа».
Тяжкие огорчения шли бесконечной чередой.
Отважный человек Федя принес через линию фронта списки расстрелянных священников Ставропольской и Донской епархий.