Не смешно

Таня Гроттер шагнула в комнату Баб-Ягуна с таким видом, будто только что выползла из могилы. Нет, со внешностью всё было окей — драные джинсы они и на лысегорских подиумах драные, чё с них взять, у самого Ягуна прям такие же, вон только что о гвоздь распанахал! — а вот настроению оставалось желать не просто лучшего, а и, по ходу, приносить искренние соболезнования. Чем, как прикинул Ягун, ему сейчас и придётся заниматься… если его хорошенько не взгреют под горячую руку. Это для преподов и Пуппера она аленький цветочек. А реально Танька могла быть просто лютой, если её искусно взбеленить, а сверху того ещё и расстроить. Пойти в угол, выплакаться и просморкать сопли — ух, точно не её вариант!

Дверь взвизгнула петлями — все имеющиеся остатки масла Баб-Ягун вчера влил в бензобак нового в его глазах и только слегка подержанного в глазах общественности пылесоса, так что петлям полагалось потерпеть — и бахнула о косяк. Замок щёлкнул.

Ягун вздохнул, вытер руку, перепачканную русалочьей чешуёй и дёгтем, о пущеную на тряпки майку и полез в карман за сигаретами.

Таня тем временем скинула его грязную футболку (вместе с горой чуть менее грязных) со стула на неубранную кровать и уселась на освободившееся пространство, скрестив под собой ноги на сидении. Рыжая бровь удивлённо выгнулась.

— Когда ты начал курить?

— Полчаса назад.

Подруга фыркнула, переплетая руки на груди.

— Поздравляю с раком лёгких.

Ягун усмехнулся, качнувшись на пятках и делая затяжку.

— Я на четверть языческий бог. На твоём месте я бы пересмотрел свою ставку в этом матче! — заметил он сквозь клубочек дыма и закашлялся.

— Фу, блять, — Таня, скривившись, замахала рукой, отгоняя от себя никотиновые пары, и прицелилась перстнем в окно. Одна яркая искра вышибла шпингалеты и настежь распахнула застеклённые створки, впуская благодатный апрельский воздух под своды его скромной обители. «Красная», — отметил Ягун и подавил обречённый вздох, вместо этого всосав в себя новую порцию сигаретного дыма.

— Чё у тебя?

— Кощей через плечо, и конь его сверху! — проворчала Гроттер и сдула с лица не такую уже и короткую («Когда это она, кстати, перестала стричься? Чё-т не припоминается…»), но всё ещё нещадно курчавящуюся рыжую прядь.

— А, ну эт серьёзно. Имеется риск надорваться, — прищурившись в окно (темнело), понимающе согласился Ягун.

Переступив через разобранный пылесос, он опёрся на подоконник. Таня поджала губы и, сгорбившись, нервно стукнула пальцем по торчащей из дырки в джинсах коленке.

— Ягун! Я залетела.

А вот только что у сигарет был реальный шанс его прикончить — одной он едва не подавился.

— Куда ты залетела? — с жалобной надеждой осведомился он, оглядываясь на ведьму, и поспешно добавил, просканировав её агрессивное выражение лица. — Ох, да понял я! Не уточняй! Я знаком с женской анатомией. На уровне любителя, конечно, но знаний мне хватает.

— А вот тебе с Ванькой, походу, не хватило! — сплюнув за подоконник, в сердцах прибавил Ягун.

Гроттер терпеливо смежила веки, затем открыла глаза и коротко выдохнула, рассматривая карниз.

— Не от Ваньки.

— Погоди, чё?.. Ай, блять! — так, вот курить, сука, точно надо завязывать, иначе к концу этого чудного диалога он останется с обожжёнными пальцами и десятком окурков, переваривающимся в его желудке! — То есть как это не от Ваньки? А от кого тогда?

— Ягу-ун! — взвыла ведьма, которую походу, сейчас бесило всё. — Прояви логику или из вежливости хотя бы, блять, притворись, что она тебя изредка посещает!

Вышвырнув сигарету в окно, Баб-Ягун вздохнул, подняв глаза к потолку, а затем в упор уставился на Таню.

— Ты что, трахалась с Бейбарсовым?

— Имела глупость предложить, — мрачно подтвердила та, откидываясь на деревянную спинку стула.

От того, с какой невозмутимостью это было сказано, Ягун просто охуел.

— Ты сама ему предложила? А Ванька?!

— А он поэтому ещё жив! — огрызнулась Гроттер, теребя завязку толстовки. Через вырез были видны обматывающие шею амулеты, а под серой тканью, как не маскируй — сиськи. Причем ещё нормальные такие, до второго размера дотянут…

— У нас… сделка. Бейбарсов трахает меня три дня в неделю и не доёбывается до нас с Ванькой всё остальное время.

— А-а, Древнирова жопа!.. — растирая пальцами глаза, перебил её Ягун — хотя Таня, в общем-то, уже закончила. — Это больше, чем я хотел знать. Ты что для них, расписание составила?

— Типа того.

Ягун отнял ладонь от глаз и снова уставился на неё, словно последний укурок.

— Ну ты, Танька, и блядь, — спустя несколько секунд переваривания восхищённо присвистнул он.

— Это вынужденная мера.

— Да нихуя подобного! Тебе нравится! — Ягун аж сам себе сгоряча не поверил, но если в чём-то в жизни точно не сомневался, так это в своей невъебенной крутизне в подзеркаливании. — Не заливай мне, я тебя только что успел зацепить! Тебе, блять, нравится!

— Ты вообще знаешь, в какое стрёмное положение ставишь меня этим разговором? — помимо воли — уж очень неуместный был момент — у него вырвался смешок. — Ну и как мне теперь смотреть в глаза нашей с Валенком крепкой мужицкой дружбе?

Таня ехидно прищурилась со стула.

— Примерно так же, как ты смотрел в глаза Кате-Катеньке-Катюше на следующее утро после попойки у Жикина, где ты надрался так, что трахнул Гробыню — о чём, кстати, до сих пор знаю только я!

— Да я был в такие дрова, что она меня практически изнасиловала!

— Вот Гломову это и расскажешь.

Ягун махнул руками, ладонями вверх.

— Так, вот харе уже угрожать, я понял!

Ответной реплики от Гроттер не последовало. Уперев локти в колени, она мрачно вертела на пальце свой магический перстень. Амулеты, свесившись из выреза кофты, тихо звякали друг о друга, и Ягун никак не мог выбросить из сознания картинку, где Бейбарсов медленно накручивает их на кулак, пока шнурки не начинают сдавливать горло, а…

— Слушай, ты можешь сесть ровно, пожалуйста? — нервно скривившись, не выдержал Баб-Ягун.

Таня метнула в него короткий взгляд и ухмыльнулась. Но выпрямила спину.

Великовозрастный внук Ягге прошелся взад-вперёд по комнате, всякий раз переступая через пылесос. Таня с любопытством наблюдала за ним, гадая, перецепится-таки или нет. В голову закралась озорная и, конечно, весьма тупорылая в данных обстоятельствах мысль, что если перецепится, то…

Но увы.

Ягун снова остановился, привалившись поясницей к подоконнику. Из окна к этому времени уже ощутимо дуло, но друг, кажется, не замечал, а Тане нравилась вечерняя прохлада. Освежало.

— Возвращаясь к вот этому вот… — он, замявшись, ткнул указательным пальцем в её живот, — развивающемуся. Чё делать-то будешь?

— Рожать, нет? — аккуратно уточнил он варианты.

Но агрессивную Таню всё равно бомбануло — она аж спустила ноги в кедах на пол.

— Ягун, ты вот сейчас совсем ебанулся? Совсем? Мне, блять, шестнадцать! Я даже Тибидохс ещё не кончила, какое нахуй «рожать»?!

За окном шестью этажами ниже постепенно начинали перетирать друг с другом за понятия сверчки.

— Слушай, а как он вообще получился-то, мамочка его… ты! — помолчав, хихикнул Ягун.

— О, тебе объяснить?!

— Избавь! Я к тому, что некромаги же, вроде, бесплодны.

— О, это да, они бесплодны! И да, это точно не от Ваньки, уж поверь мне! Мы с ним месяц уже собачимся по поводу магспирантуры, до секса у нас теперь всякий раз просто не доходит! К концу разговора я обычно хочу его разве что искалечить. Это Бейбарсов.

— И почему тогда ты залетела?

Таня широко раскинула руки и с чувством объявила:

— Ну видимо потому, что я сраная Таня Гроттер! И это практически универсальный ответ на все вопросы в моей жизни. Это имя — ёбаный диагноз!

— Ну да, — пробормотал, уныло улыбнувшись, Ягун и снова махнул в её сторону подбородком. — Ну, а вдруг он это… волшебный какой-нибудь? Ты бы прошерстила Древнировы писульки всякие. Может тебе уже там и план по воспитанию две тыщи лет назад накатали, а ты так крупно проебешься! Угробишь какую-нибудь Мефольдину Богуслаевну в эмбрионе и планета до следующего столетия не дотянет.