Страница 72 из 76
Решила не повторять прошлый образ, но и не уходить далеко от него. Меня вполне устраивал мой платиновый блонд. Но отросшую чёлку я не стала отрезать обратно. Наоборот, теперь моё удлиненное каре обрамляло лицо, придавая ему совсем взрослый образ. Я понравилась себе такая обновлённая. И окрылённая надеждой, начала проситься обратно не работу. Кирилл конечно сопротивлялся моей придури, но недолго и уже на утро я была готова вновь окапаться в его документальном хаосе. Уверена, что без меня за эти две недели там накопилось чего разгребать…
К тому же, чего греха таить, я очень рассчитывала тайно от Кирилла посетить женскую консультацию, чтобы прояснить для себя один немаловажный вопрос. А сделать это иначе, как в обеденный перерыв, так что б Чернов не находился рядом, не выйдет. Поэтому работа! Арбайтен унд копайтен, Лиля! Отвлекаем внимание Кирилла и сбегаем к доктору.
Пока лежала в больнице, не могла прояснить этот вопрос, так, чтобы не вызвать подозрений, а признаваться в своих проблемах ни с памятью, ни с чем другим не хотелось Кириллу. Врачи были полностью им куплены и ему преданы, а потому с ними тоже задушевного разговора не получилось бы. Теперь одна надежда на посещение женской консультации.
Нет, он всё равно узнает, какая придурь у меня в голове завелась, ему же доложат его верзилы, куда я бегала вместо обеда. Но к тому моменту, я уже буду в курсе дел собственного организма. А это именно то, что меня мучает вот уже две недели. Неизвестность.
Я не подаю никаких признаков тревоги и Чернов пока даже не подозревает о моих внутренних терзаниях. Я смеюсь, шучу, поддерживаю разговоры, спорю, радуюсь… а у самой внутри стыд горит таким ярким кострищем…
Особенно у меня неприятно на душе от понимания, что Чернов ко мне стал как-то холоднее относиться. Словно снова в нём проснулся старший брат, а не страстный поклонник моей скромной красоты. При этом вида особого тоже не подаёт, но отстраненность ощущается. Кирилл всё так же обо мне заботится, подаёт руку, обнимает за талию, подкладывает еду в тарелку целует мою белобрысую макушку, дарит братские поцелую в висок, водит меня за ручку, если я вредничаю и не даю себя обнять собственническим жестом. Всё так же называет меня ласковыми «капелька», «лучик», «кукла», но я слышу в этих словах привычку. Он просто привык так говорить и так поступать. А вот чего больше нет, так это сногсшибательных поцелуев и провокационных ласк, которые каждый раз грозили обернуться для меня незапланированным сексом. Нет больше нежных признаний, и волнующего шепота «ты нужна мне…»
Или похитивший меня мерзавец оказался прав, и я такая Чернову бесполезная и ненужная, или всё еще прозаичнее…
Всё, не хочу больше об этом думать. Хочу знать только, испортил ли меня мерзавец бесповоротно или я всё еще невинный ребёнок, как любит говорить обо мне Кирк.
Ну и квартиру себе найти надо. Учитывая остывающие чувства Чернова, я должна иметь, куда уйти. Его отцовский инстинкт по отношению ко мне, мне не нужен. Не теперь, когда я прониклась к нему какими-то непонятными пока чувствами. Теперь, я хочу большего. Или всё или ничего. Третьего не дано.
Так… натянула искреннюю улыбку на намакияженное лицо и вперёд… в офис… под ручку с Кириллом Аполлоновичем…
***
- Думаю, что в необходимости Катерины больше нет, - опять начинает старую песню капелька, пока мы едем в офис. – Я уже даже бегаю по утрам, зачем мне сиделка?
Я молчу, пока. Я думаю, как бы так поправдоподобней оставить сиделку в охранение тела капельки. Да, Лилия уже в ней не нуждается. За то я очень даже. Эта маленькая невзрачная и молчаливая мышка, порою – единственное, что меня останавливает ворваться в спальню Лилии и подмять её под себя, инициируя слияние.
Я вынужден терпеть своё желание, как мужчины и желание демона, его потребность в её свете. Я даже стараюсь лишний раз не провоцировать ни себя не её поцелуями. Боюсь, не сдержаться. Снова включил режим благочестивого брата. Но поговорив с врачами, принял их точку зрения. Девочка пережила сильнейший стресс, практически секунды её отделяли от жесткого изнасилования, и еще меньше отделяло её от гибели из-за жестоких побоев. Такое не проходит даром для психики. Странно, что она вообще может разговаривать и не шарахаться от мужчин, как от огня. Поэтому я решил пока не напирать, вопреки своим желаниям, дать ей время снова ко мне привыкнуть и проникнуться доверием. Пока что я чувствую лишь колючий запах её стыда. Даже не знаю, почему, именно стыда, неловкости, и желания спрятаться от моих глаз.
Её отчуждение и запирание в себе заметно и очень остро проявляется. Девочка действительно замкнулась в себе. Что именно её гложет? Воспоминания того страшного дня? Страх перед людьми? Недоверие? Неуверенность в себе? Ощущение беспомощности перед жестоким миром?