Страница 17 из 79
- Какая чепуха! - он расхохотался. - Мне совершенно не нужны ваши пароли и явки, Николай Львович! Тем более, что никаких паролей и явок в вашем писательском кругу вовсе и не было!
- Ваш подчиненный Свиридов придерживается иного мнения, - осторожно заметил я.
- Свиридов туп от рождения, - на лице Павла Петровича обозначилась брезгливая гримаса. - Мне не нужны ваши пароли и явки. Ни настоящие, ни выдуманные. Мне нужны лично вы, Николай Львович. Точнее говоря, мне нужны ваши книги, ваши романы, рассказы и повести.
- Никогда не думал, что в ПГБ найдутся почитатели моего творчества. – Я скептически хмыкнул и покачал головой.
- Тем не менее, таковые нашлись. - Он снова устремил на меня свой пронзительный взгляд. - Я полагаю, что ваше творчество, ваши книги очень полезны для нашей страны, Николай Львович.
«Играет, сукин сын, - подумал я. – Решил со мной поиграть, как кот с пойманной мышкой! Только зачем? Не мытьем так катаньем заставить меня развязать язык? Гм, а что мне ему сказать, если я ничего не могу сказать? Если я ничего не знаю? Я просто пишу книги… А если попробовать ему чуть-чуть подыграть? Потянуть время?»
- Опомнитесь, Павел Петрович! - Я впервые решился назвать его по имени и отчеству. - Если руководство ПГБ узнает о ваших литературных вкусах, не сносить вам головы! Боюсь, что ваша служба на Лубянке окончится очень быстро!
- Поверьте, мне увольнение не грозит, - Синицкий пренебрежительно взмахнул рукой. – И карьерному росту увлечение вашими книгами тоже нисколько не помешает. Я готов доказать любому замшелому партийному чиновнику, что ваше литературное творчество работает на общее дело. На построение коммунистического общества в нашей стране.
- Вот как? Интересно... – Я изобразил на лице заинтересованность. - Ну, а мне самому вы не могли бы это доказать? А то после бесед с вашим младшим коллегой Свиридовым я уже как-то привык относить себя к тем, кто стоит по другую сторону идеологических баррикад...
- И совершенно напрасно. - Он откинулся на спинку стула, явно готовясь к длительному разговору, и проникновенно начал:
- Ваше творчество очень ценно для нашей идеологической партийной работы в массах, Николай Львович. И особенно, в молодежной среде. Нет, ваши повести и рассказы, конечно, не являются переложением на литературный язык материалов съездов и пленумов ЦК КПСС, - как у некоторых ваших обласканных Советской властью коллег. Да, ваши произведения достаточно ершисты. Да, многие из них даже остро критичны по отношению к нашим нынешним реалиям. Но...
Он сделал паузу, словно мысленно пытался тщательно подобрать и выстроить слова, а потом продолжил:
- Знаете, а ведь вас совершенно напрасно причисляют к литературной школе братьев Строгановых, Николай Львович. Нет, формально вы, конечно, с ними. Участник литературных семинаров. Всех этих подпольных «Аэлит» и «Звездных мостов», семинаров и конкурсов. Ученик, одним словом. И даже очень талантливый ученик. Но если копнуть глубже... Если взглянуть на вас с другой стороны… Вы ведь совсем другой, Николай Львович. Вы наш. Вы глубоко советский человек.
- Ну-ка, ну-ка, - он и впрямь меня заинтриговал. - И что же такого просоветского вы обнаружили в моих опусах?
- Я просто очень внимательно прочитал все ваши произведения. - Павел Петрович прищурился, отчего взгляд его, казалось, сделался еще острее. - Все, даже те, которые вы так и не успели напечатать ни в здешнем самиздате, ни за границей и которые мои сотрудники изъяли у вас дома во время обыска. Прочитал и пришел к очень любопытному выводу... Ваши книги воспевают простого человека. Маленького человека, Николай Львович. Человека общей системы. Человека единой команды. Обычного рядового человека в выдуманных вами фантастических мирах.
- Мещанина будущего, иными словами, - в ответ ухмыльнулся я. – Винтика в механизме… Гм, никогда еще не встречал такой оценки героев моих книг…
- Можно выразиться и так, - согласился он. - Хотя это ваше определение мне не совсем нравится. Выражение «простой человек» звучит все-таки приятнее и точнее отражает суть вещей, чем «мещанин» или «винтик». Да, так вот... В той системе ценностей, в том мире, который конструируют братья Строгановы и их ученики, вы занялись разработкой темы простого человека. Человека, встроенного в систему и покорного этой системе. Человека, который по духу своему не является бунтарем, носителем идей радикального свойства. Человека, который получает удовольствие от того, что живет в стабильном обществе. В обществе, где все размеренно, своевременно и четко спланировано. А ведь партии и правительству как раз и нужны именно такие люди.
- Все-таки винтики! - фыркнул в ответ я. - Ошибаетесь, уважаемый Павел Петрович! Да, я пишу о простых людях. Но это люди будущего. В котором вашему сегодняшнему миру места нет!
- Ну, это как сказать! - Павел Петрович широко улыбнулся. - Мы ведь как раз и строим это светлое будущее. И моя задача, Николай Львович, просто убедить ваших читателей в том, что светлое будущее начинается уже сегодня. Убедить в том, что шагать в общем строю, в ногу со всеми, - это единственно верный путь. А для этого нужно просто перебросить мостик между простым человеком из вашего светлого будущего к рядовому советскому труженику. Если братья Строгановы строят миры будущего, то в ваших книгах люди, простые человеки коммунистического завтра, заняты тем, что устраивают свою собственную судьбу. Почувствуйте разницу: миростроители и мироустроители. Как вам такой тезис?
- Что ж тут сказать… Оригинальный подход... Использовать мои опусы о будущем, чтобы фактически укрепить ваш нынешний режим...
- Наш общественный и государственный строй, - поправил он. - Привыкайте к правильной терминологии, Николай Львович. Как будущий наш сотрудник.
- У вас богатая фантазия. - Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться. - Писатель-фантаст на службе у ПГБ! Павел Петрович, а вы сами фантастику писать не пробовали? На бытовые темы, так сказать, ближнего прицела?
- Увы, я реалист от рождения и по воспитанию. И твердый прагматик. Но с хорошо развитой интуицией. – Он заулыбался. – Говорю это без ложной скромности.
- И что же, эта ваша интуиция подсказывает вам, что я начну работать на госбезопасность?
- Непременно начнете, - в голосе его прозвучала абсолютная убежденность в сказанном. - И чем скорее начнете, тем будет лучше. И для вас, и для нас.
- Гм... Откуда такая уверенность? – Я и в самом деле был слегка обескуражен.
- Я уже довольно долго изучаю вас, Николай Львович. Заочно, конечно. Вы не созданы для борьбы с Советской властью. Легкая фронда - это да. Это для вас. На кухне пошептаться, фигуру из трех пальцев в кармане показать, пару рассказиков с антисоветским подтекстом в каком-нибудь подпольном литературном альманахе тиснуть... Вот, по сути, и вся ваша оппозиционность.
- А вот посмотрим, - попытался задиристо возразить я. Собственный голос почему-то показался мне совершенно чужим. - Жизнь не заканчивается сегодняшним днем!
- Тюрьма, суд, колония, ссылка... - Павел Петрович продолжал, словно и не расслышал моей реплики. – А потом – общественная опала и безвестность. Николай Львович, разве вы о таком будущем мечтали, когда посылали ваш первый рассказ в редакцию «Техники – молодежи»? Да, да, тот самый, который тайком писали во время лекций по научному коммунизму на пятом курсе в институте.
Я чуть воздухом не подавился. Это-то откуда ему известно? Кто-то из сокурсников стуканул? Не иначе… Гм, староста нашей группы Валька Мартиросян, говорили, в первый отдел постукивал…
Синицкий тем временем продолжал:
- Долгие годы за решеткой, потом несколько десятилетий в какой-нибудь деревне Мухоморово в восточносибирской глуши. Там, где из произведений литературы в местной клубной библиотеке есть только сборник постановлений пленумов нашего ЦК за прошлую пятилетку. А черно-белый телевизор - только в кабинете председателя местного леспромхоза. Хамство, бескультурье, всеобщее пьянство... И, разумеется, полная невозможность писать. Поверьте, уж об этом тамошние кураторы позаботятся в первую очередь. Ведь намного проще лишить вас возможности кропать ваши чудные опусы, чем потом перехватывать на пути за рубеж ваши рукописи. Перефразируя Козьму Пруткова, руби под корень!