Держаться за воздух

— Стасик, ты, как всегда, джентльмен, — прохрипела Ира, рушась на ближайший стул.

— Глаза не сломай, — ядовито посоветовал Степнову Михаил, грохнув на столешницу чашку с зеленым чаем.

Он ужасно злился. На свою никому не нужную недозаботу, на внезапно открывшуюся правду, которую предпочел бы скрыть от других, на взгляды, которые бросали на Иру гости: якобы совершенно ничего не выражающий Карпова и открыто заинтересованно-озадаченный Степнова… Михаил даже себе не признался бы, насколько его это задело, как будто оказалось затронуто что-то невероятно важное, личное, не предназначенное для посторонних глаз.

— Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? — налетела на присутствующих Ирина, в несколько жадных глотков осушив половину чашки. Карпов и Зотов переглянулись. Михаил вдруг понял, что даже его цинизма и бесчувственности не хватит, чтобы открыть еще одну сторону их общего врага, равно как озвучить предположение о совсем не радужных перспективах, даже если ее сын жив.

— Рано паниковать, Ирин, еще ничего не ясно. Похитителей мы нашли, допросили как следует… Есть один вариант, где могут держать Сашу, мы сейчас съездим проверим, если все подтвердится, к вечеру твой сын уже будет дома.

— Я с вами! — моментально вскинулась Зимина, но тут же, покачнувшись, схватилась руками за край стола: от резкого движения перед глазами все поплыло.

— Ир, не дури. Мы прекрасно справимся сами.

— Стас, ты не понимаешь! Я должна там быть!..

— Это исключено, — руки Зотова тяжело легли ей на плечи, вынуждая вновь опуститься на стул. Правильно поняв ситуацию, Степнов и Карпов потянулись к выходу, обменявшись понимающими взглядами, но Зотов ничего не заметил. Он только чувствовал подрагивающие хрупкие плечи под тонкой тканью и совершенно не понимал, что должен сказать. А еще — почему такой въедливой болью отзывается внутри колотящаяся в потемневших радужках паника. И, не находя слов, в совершенно необъяснимом порыве прижав к себе дрожащую то ли от страха, то ли от озноба начальницу, Михаил вдруг выпалил то, что в здравом уме не смог бы произнести даже мысленно:

— Я сделаю все, что возможно, обещаю…

И она затихла. Только лихорадочный стук сердца и прерывистое не то от болезни, не то от волнения жаркое дыхание отдавались тяжелым эхом. Эти внезапно вырвавшиеся слова оказались самыми правильными и нужными: никаких просьб успокоиться и опрометчивых обещаний, что все обязательно будет хорошо. Лишь простое и искреннее заверение, идущее из самой глубины сердца — такое, которому нельзя не поверить.

И она поверила.

— Прощание славянки, е-мое, — раздраженно бросил Степнов, отшвыривая недокуренную сигарету и отлипая от капота машины. — Еще дольше не мог задержаться?

Зотов, на ходу накидывая на шею шарф, молча устроился в салоне, никак не отреагировав на колкость. Однако утихомирить разошедшегося Сашу оказалось непросто.

— Вот уж не думал, что Зимина садомазохистка. С тобой же ни одна нормальная баба не свяжется… Да и тебе такая акула не по зубам, съест и не подавится…

— Захлопнись, а? — устало отозвался Михаил, даже не повернувшись. Выслушивать что-либо на данную тему от кого бы то ни было в его планы ну совершенно не входило. Зотов неожиданно для себя признал, что не хотел бы допускать кого-то к границам личного, и вовсе не от неловкости или стыда: стыдиться такой женщины, пусть и на несколько лет старше себя, ему бы и в голову не пришло. Но мысль о том, что подробности его жизни будут известны кому-то еще, необъяснимо коробила и раздражала, и это тоже было непривычно и странно: в лексиконе Зотова такого слова как “смущение” не имелось вообще.

— Хотя, с другой стороны, такие ноги… — не унимался Степнов.

— В зубы дам, — ласково пообещал Михаил. Что намеревался ответить Саша, осталось загадкой, потому что напряженно молчавший до этого Карпов повернулся, одарив обоих сразу недобрым взглядом:

— Заткнулись оба, а то пешком дальше пойдете.

Степнов, приготовившийся было что-то сказать, прочитал в глазах старшего товарища первое и последнее предупреждение и счел за благо прекратить перепалку, так что остаток пути проделали в полном молчании.

========== Ночь нежна ==========

Огни полицейских машин давно уже растаяли вдали; отбыли и местные опера, и эксперты; тела увезли тоже, и теперь заброшенный дом отдыха ничем не напоминал место очередного преступления. Зотов, устало закрыв глаза, пытался избавиться от мелькавшего в сознании вида обезображенных тел, которые не могли не вызывать содрогания. Две девчонки пятнадцати лет, двенадцатилетний мальчишка… Какими уродами надо быть, чтобы совершить такое, что сделали с этими тремя? Любители пожестче, мать их… Даже у привыкшего к всевозможной грязи Зотова не укладывалось в голове, как можно додуматься до подобного, да еще и по отношению к подросткам.

Единственным, что могло быть хорошего в данной ситуации — Зимина среди погибших не оказалось, что давало надежду на благополучный исход. Вот только где теперь его искать? Михаил уже совершенно ничего не соображал: сказывалось утомление, бессонная ночь, дневная суета. Но стоило только вспомнить огромные, перепуганно-умоляющие глаза, полные отчаяния и раздражения от собственной слабости, и остатки усталости растворились моментально.

Он обещал. И она поверила.

Так какая разница, что у него почти не осталось сил, что слипаются глаза, а мозг отказывается думать? Где-то, ожидая неизвестно какой страшной участи, находится ее сын, а железная, сильная, никогда ни перед чем не останавливающаяся полковник просто физически не способна предпринять хоть что-нибудь, чтобы найти собственного ребенка, и единственное, на что ей приходится рассчитывать — на его, Зотова, помощь. На помощь человека, от которого она раньше не приняла бы даже спасательный круг, если бы вдруг начала тонуть. Нетрудно представить, в какое бессильное бешенство ее приводит подобная мысль и неспособность действовать и решать проблемы самостоятельно, не рассчитывая на сомнительные милости от своего бывшего врага…

— Надо пробить адреса этого урода, скорее всего, после такого он решит свалить, так что домой обязательно заявится хотя бы за документами и деньгами, — нарушил долгое молчание Карпов. — Ну и остальные явки проверить, может, там затаился.

Зотов, не говоря ни слова, достал мобильный.

***

К вечеру Ира почувствовала себя немного лучше: сон и куча всевозможных таблеток все-таки оказали нужное действие. К возможности передвигаться по дому добавился зверский голод: она с трудом припоминала, когда ела в последний раз. Неплохо, однако, живет товарищ майор, хмыкнула про себя Зимина, инспектируя холодильник. Внушительный кусок весьма недешевого сыра, упаковка дорогой ветчины, колбаса… Пластиковые лотки с черешней, клубникой, виноградом — дорогое удовольствие в самый не сезон. А еще, к удивлению Иры, на самом виду нашлись две емкости, несколько не укладывающиеся в “натюрморт”: одна банка с медом, вторая — с малиновым вареньем. И, недоверчиво и немного растерянно улыбнувшись своей догадке, женщина вернулась за стол, с нетерпением глядя на издевательски долго молчавший телефон.

Спустя полчаса, заметив подъехавшее к подъезду такси, Ира, уже одетая в безнадежно мятую форму (сил на лишние движения совсем не оставалось), накинула пальто и вышла из квартиры, очень надеясь, что добраться до нужного места притаившаяся болезнь все-таки позволит. Ирина плохо представляла, что сможет сделать в одиночку, да еще и в таком состоянии, но сидеть на месте, дожидаясь непонятно чего, оказалось для ее деятельной натуры совершенно невозможно. В конце концов, у нее, пусть и нездоровой, измученной, не имевший привычной поддержки в лицах кого-то из соратников, имелось главное: пистолет и яростное желание найти своего сына и наказать тех, кто заварил эту кашу. А это уже немало.

***

Еще не разбушевавшееся пламя и столб поднимавшегося к небу дыма Зотов заметил почти сразу. И, не успев доехать до нужного места, уже догадался, что горит именно нужный ему дом. Даже не заглушив двигатель, Михаил рванул из машины, успев заметить мелькнувшую на фоне всполохов знакомую тонкую фигуру.