ОНО

«Надо же, вот нахлынуло. Все вспомнилось. Вот и Стэнли Уриса вспомнил. Большие ребята дразнили его «уриной», мочой. «Эй, ты, урина, зас…нец, иуда-христопродавец! — кричали они. — Куда это ты намылился? К своему дружку, пидару? Чтобы он вставил тебе пистон?»

Ричи закрыл дверь сейфа и вернул фотографию в обычное положение. Когда он последний раз вспоминал Стэна Уриса? Лет пять назад? Десять? Двадцать? Ричи с родителями уехал из Дерри весной 1960 года. Как быстро стерлись в памяти лица друзей — жалкой горстки неудачников, забылся штаб на Пустырях. Они играли там в путешественников-первопроходцев, в солдат инженерно-строительных войск, строящих укрепления на береговой косе атолла в Тихом океане, чтобы отразить атаку японского десанта. Играли в строителей плотины, ковбоев, астронавтов, приземлившихся в джунглях. Но как ни называй эти игры, они сводились к одному — к пряткам. Они прятались от больших ребят. Прятались от Генри Бауэрса, Виктора Криса, Белча Хаггинса и им подобных. Горстка неудачников, аутсайдеров: Стэн Урис с большим носом-рубильником, Билл Денбро, который так ужасно заикался, что доводил людей до белого каления (единственное, что он выговаривал без заикания, так это «привет»); Беверли Марш, вся в синяках, с сигаретой, засунутой в рукав блузки; толстяк-верзила Бен Хэнском, чем-то напоминавший человеческое воплощение Моби Дика, и он, Ричи Тоузнер, в роговых очках, с лицом всезнайки, которое, казалось, просило кирпича. Каким словом можно было назвать их в ту пору? Есть ли такое слово? Да, конечно. Каждый из них был размазней.

Надо же, как все это вспомнилось разом! И вот сейчас он стоял у себя в кабинете и дрожал, как бездомная собачонка, угодившая под ливень. Дрожал, вспоминая не столько давнишних друзей, с которыми когда-то убегал от хулиганов. Нет, было и другое, о чем он раньше не думал, а теперь оно воскресло в памяти.

Кровавые воспоминания.

Какая-то темнота.

Дом на Ниболт-стрит. Крик Билла: «Ты убил моего брата, падло!»

Нет, этого он не забыл. Как бы хотелось, чтобы все это стерлось в памяти навсегда.

Запах отбросов, испражнений и еще какой-то неведомый запах. Хуже, чем предыдущие. Запах Зверя, там, в темноте, в подвале дома, на пустынной улице. Запах Зверя. Ричи вспомнил Джорджа.

Но это было уже невмоготу, Ричи стало тошнить; он побежал в уборную, наткнулся в темноте на стул, чуть не упал. Он едва успел. Скользнул рукой по гладкому кафелю туалета, упал на колени, точно танцор брейка, ухватился за крышку унитаза и опорожнил свой желудок. Но даже тогда рвота не прекратилась: внезапно перед глазами возник Джордж Денбро. С него-то все и началось. Джорджа убили осенью 1957 года. Он погиб сразу после наводнения, его нашли с отодранной рукой. Ричи сделал все, чтобы вытеснить эти воспоминания, но иногда они давали о себе знать, картины прошлого всплывали перед глазами.

Спазмы прошли, и Ричи слепо потянулся к ручке унитаза, с ревом хлынула вода. Ранний ужин ушел в канализационную трубу.

В смрадную темноту.

Ричи закрыл крышку унитаза, уткнулся в нее лбом и заплакал. Последний раз он плакал в 1975 году, когда умерла мать. Не сознавая, что он делает, Ричи закрыл глаза обеими руками, и у него в ладонях оказались контактные линзы, выскочившие из глаз.

Спустя минут сорок, чувствуя некоторое облегчение и очищение, Ричи бросил свои чемоданы в багажник и вывел машину из гаража. Смеркалось. Ричи окинул взглядом дом, возле которого он недавно посадил деревья, посмотрел на берег, потом на воду, принявшую бледно-изумрудный оттенок, с поперечной полосой золотых блесток. У него возникло предчувствие, что он видит это в последний раз, что он не что иное, как живой труп.

— Еду в родные места, — прошептал Ричи. — Господи, помоги мне!

Он включил передачу, и машина тронулась с места. Ричи снова почувствовал, как обманчива, зыбка жизнь, а прежде он полагал, что она незыблема. Как легко низвергнуться в пропасть, как легко погрузиться во мрак, где с тобой может произойти все что угодно.

3

БЕН ХЭНСКОМ ПЬЕТ СПИРТНОЕ

Если бы вечером 28 мая 1985 года вы захотели разыскать человека, которого журнал «Тайм» назвал «быть может, самым многообещающим молодым архитектором Америки» (см. «Тайм» от 15 октября 1984 года), вам бы пришлось поехать на запад от Омахи по шоссе 80, пролегающему вдоль границы двух штатов, затем немного проехать по шоссе 81, пересечь деловой центр Сведхолма и свернуть на шоссе 92 у кафе-закусочной с вывеской «Жареные цыплята — наша специальность», за городом повернуть направо, на шоссе 63, которое, точно стрела, идет через небольшой, почти обезлюдевший городок в Хэмингфорд. По сравнению с Хэмингфордом деловой центр Сведхолма выглядит почти как Нью-Йорк-Сити. В Хэмингфорде деловая часть состоит всего из восьми зданий, пять — на одной стороне и три — на другой. Среди них парикмахерская с пожелтевшей за пятнадцать лет вывеской, сделанной от руки: «Хипов не обслуживаем. Пусть стригутся и бреются в другом месте», заштатный дешевый кинотеатр, отделение банка Небраски, бензоколонка, аптека и магазин «Скобяные изделия для фермеров» — единственное торговое дело, еще не захиревшее в городке.

В конце главной улицы, несколько в стороне от других строений, на краю большого пустыря, одиноко стояла придорожная закусочная «Красное колесо». Если бы после долгих странствий вы добрались до этого вожделенного места, то увидели бы утопающую в грязи, изборожденную рытвинами автостоянку, где стоит старенький «кадиллак» с двойными антеннами. На ветровом стекле «кадиллака» — наклейка с незатейливой, но не лишенной тщеславия надписью: «Тачка Бена». Вы входите в «Красное колесо» и там у бара, наконец, видите «самого многообещающего молодого архитектора» — долговязого, загорелого, в рубашке из «шамбре», в выцветших джинсах и потертых походных ботинках. Уголки глаз архитектора в легких морщинках, но нигде больше морщин нет. Архитектор выглядит лет на десять моложе своего возраста, а ему уже тридцать восемь.

— Здравствуйте, мистер Хэнском, — сказал Рики Ли. Когда Бен сел на высокий стул, Рики Ли постелил салфетку. В голосе его прозвучало некоторое удивление, он и в самом деле никак не ожидал Бена Хэнскома. Он регулярно появлялся по пятницам, выпивал за вечер две кружки пива, а также в субботу, когда заказывал четыре-пять кружек и неизменно справлялся у Рики Ли о здоровье его трех сыновей, напоследок оставлял под глиняной кружкой чаевые — всякий раз пять долларов. Что же касается профессиональных разговоров и личного обаяния, Хэнском был далеко не самым приятным гостем в «Красном колесе». Десять долларов в неделю (и пятьдесят под Рождество) в течение пяти лет — все это, конечно, было неплохо, но компания, где работал Хэнском, стоила куда больше. Хорошая работа в хорошей фирме всегда редкость, но в таком кабачке, где разговоры ничего не стоят, богатых клиентов можно пересчитать по пальцам.

Хотя Хэнском был родом из Новой Англии, а учился в колледже в Калифорнии, в нем было много техасской экстравагантности. Рики Ли уже привык к тому, что мистер Хэнском заходит по пятницам и субботам; более того, он рассчитывал, что тот непременно заглянет в «Красное колесо». Мистер Хэнском, возможно, строит очередной небоскреб в Нью-Йорке (на его счету уже три дома, о которых столько писали в газетах, новая художественная галерея в Редондо-бич, коммерческое здание в Солт-Лейк-Сити), но что бы он ни строил, каждую пятницу в промежутке от восьми до половины девятого вечера ворота автостоянки открывались и выходил Хэнском; можно подумать, он жил на окраине Хэмингфорда и решил заскочить в «Красное колесо», потому что вечером по телевизору не было ничего интересного. Между тем у него был собственный самолет «Лир» и своя взлетно-посадочная полоса, не говоря уж о ферме в Джанкинсе.

Два года Хэнском провел в Лондоне, сначала проектируя, а затем осуществляя надзор за строительством центра связи для Би-би-си. Это здание вызвало горячие дебаты в британской прессе. Газета «Гардиан» писала: «Быть может, это самое красивое здание, построенное в Лондоне за последние двадцать лет». А автор заметки в «Миррор» утверждал обратное: «Если не считать лица моей тещи, как-то вернувшейся из пивной в невменяемом состоянии, ничего безобразнее этого здания я не видел». Когда мистер Хэнском принялся за эту работу, Рики Ли подумал: «Ну вот, теперь он забудет про нас. Дай Бог, может быть, когда-нибудь еще встретимся». И действительно, в следующую пятницу, после того как Бен Хэнском улетел в Англию, в баре он не появился, хотя с восьми до половины девятого Рики Ли то и дело поглядывал на дверь. «Может, когда-нибудь заглянет», — подумал он. Это «когда-нибудь» наступило очень скоро, уже на следующий вечер. В половине девятого дверь бара открылась и как ни в чем не бывало вошел Бен Хэнском, в тенниске, линялых джинсах, в старых походных ботинках, точно он приехал с окраины Хэмингфорда. И когда Рики Ли радостно воскликнул: «Здравствуйте, мистер Хэнском. Вот не думал! Какими судьбами?» — мистер Хэнском посмотрел на него с некоторым удивлением, будто не было ничего необычного в том, что он из Лондона вдруг перенесся в Хэмингфорд.