ОНО

— Напугал вас немного? — спросил Хэнском, не отрывая глаз от лица Рики Ли. Он проворно оттолкнул кружку и сложил на груди руки, возвышаясь над тремя серебряными долларами. — Но ваш испуг не сравнишь с моим. Не дай Бог вам когда-нибудь так испугаться, как это случилось со мной.

— А в чем, собственно, дело? — полюбопытствовал Рики Ли. — Может быть… — Он облизнул губы. — Может, я могу вам чем-нибудь помочь?

— В чем дело? — усмехнувшись, переспросил Хэнском. — Да, собственно, ничего особенного. Сегодня вечером мне позвонил старый приятель Майк Хэнлон. Я уж забыл про него, понимаете, Рики Ли, и его звонок меня не очень встревожил. В конце концов я был тогда еще совсем юным, а детям свойственно забывать все плохое. Что? Не так? Конечно. Что меня испугало, так это другое. Я был уже на полпути к вашему заведению и вдруг осознал: я забыл не Майка Хэнлона — я забыл все, что связано с детством.

Рики Ли посмотрел на него в недоумении. Он не представлял себе, о чем толкует мистер Хэнском, но то, что он сильно напуган, не вызывало сомнений. Это было страшно и непонятно, но тем не менее факт оставался фактом.

— Я забыл все! Начисто! — воскликнул Хэнском, слегка стукнув костяшками пальцев по стойке бара. — Вы когда-нибудь слышали, Рики Ли, о полной потере памяти? И при этом вы не догадываетесь, что и у вас все стерлось в памяти? Слышали, а?

Рики Ли покачал головой.

— Я тоже не слышал, — продолжал Хэнском. — Но вот еду сюда на своем «кадиллаке», и тут меня точно молнией ударило. Я вспомнил Майка Хэнлона, и вовсе не потому, что он позвонил мне. Я вспомнил Дерри, не только потому, что Майк звонил оттуда.

— Из Дерри?

— Но это все. Ничего другого я так и не вспомнил. Меня поразило, что я даже не вспоминал свое детство… не вспоминал, не знаю даже с каких пор. И тут вдруг нахлынули воспоминания. Например, вспомнил, что мы сделали с четвертым долларом.

— А что вы с ним сделали, мистер Хэнском?

Мистер Хэнском посмотрел на часы и вдруг поднялся со стула. Его слегка покачивало, но только самую малость. Иных признаков опьянения не было.

— Нельзя так транжирить время, — произнес он. — Сегодня ночью я улетаю.

Рики Ли встревоженно посмотрел на него, а Хэнском рассмеялся.

— Лететь — это ведь необязательно вести самолет. На сей раз поведу не я. Самолет Объединенной авиатранспортной компании.

— О! — проговорил Рики Ли. Ему показалось, что у него на лице изобразилось удивление, хотя на самом деле Рики было все равно. — А куда вы летите?

Рубашка Хэнскома по-прежнему была нараспашку. Он задумчиво посмотрел на морщинистые белые линии старого шрама, а затем стал застегиваться.

— Я вам, кажется, уже говорил, Рики Ли. Домой я лечу. В родные края. Передайте эти монеты вашим детям.

Хэнском направился к двери. Что-то в его походке, даже в том, как он на ходу подтянул брюки, повергло Рики Ли в ужас. Сходство с покойным и ныне всеми забытым Грэмом Арнольдом вдруг стало разительным; казалось, будто явился призрак Арнольда.

— Мистер Хэнском! — в тревоге вскрикнул Рики Ли.

Хэнском повернулся к нему. Рики Ли торопливо попятился, задел бар с бутылками, и те задребезжали. Он попятился не случайно. Внезапно он пришел к убеждению, что Бен Хэнском мертв. Да, в эту минуту мистер Хэнском лежал где-то мертвый в канаве, на чердаке, а может быть, в туалете, с ремнем на шее, и носки его четырехсотдолларовых ковбойских ботинок болтались в паре дюймов от пола, а это существо, что стояло около проигрывателя-автомата и смотрело в упор на него, Рики Ли, это существо — призрак. На мгновение, лишь на одно мгновение, но и его было достаточно, чтобы сердце у Рики Ли покрылось корочкой льда, — ему почудилось, что он видит столы и стулья сквозь это существо.

— Что такое, Рики Ли?

— Не… не… ничего. Так, ничего.

Бен Хэнском в упор посмотрел на Рики Ли, под глазами у него виднелись темно-лиловые круги. Щеки горели от алкоголя, нос сделался багровым, похоже, он был воспален.

— Ничего, — снова прошептал Рики Ли, не в силах оторвать глаз от этого лица, лица человека, погрязшего во всех грехах, мертвеца, который теперь, вероятно, стоит у смрадных ворот ада.

— Я был толстый тюфяк, жили мы бедно, — произнес Хэнском. — Теперь, кажется, вспоминаю. То ли одна девушка, то ли Билл Заика, эх, не помню, кто-то из них спас мне жизнь благодаря тому серебряному доллару. Меня безумно пугает то, что сегодня ночью я могу припомнить и многое другое. Но какое имеет значение: напуган я, не напуган. Рано или поздно это должно было произойти. Ничего никуда не исчезло, просто ждало своего часа и теперь растет у меня в голове, как огромный пузырь. Но я непременно вспомню, ведь всем, что я теперь приобрел, всем, что у меня сейчас есть, я обязан в какой-то степени тому, что мы тогда делали. А за все приобретения надо платить. Быть может, именно поэтому Бог делает нас вначале детьми. Он устроил так, чтоб вначале мы были ближе к земле. Ибо Он знает, что, усваивая простой урок, мы порой проходим через многие бездны и моря крови. За все надо платить. За что заплачено, то с тобой, твое собственное… И рано или поздно все наши беды возвращаются к нам.

— Вы вернетесь в конце недели или как? — насилу проговорил Рики Ли: у него онемели губы. Тревога нарастала, и этот вопрос оказался единственной соломинкой, за которую он мог ухватиться. — Вы ведь в конце недели вернетесь, как обычно?

— Не знаю, — ответил Хэнском и нехорошо улыбнулся. — Я ведь еду теперь гораздо дальше, чем в Лондон.

— Мистер Хэнском…

— А монеты эти отдайте вашим детям, — повторил Хэнском, после чего вышел из бара и растворился в ночи.

— Что тут у вас, черт возьми, происходит?! — спросила Энни, но Рики Ли и бровью не повел. Он открыл дверцу бара, подбежал к одному из окон и посмотрел на автостоянку. Рики Ли увидел, как вспыхнули фары «кадиллака» мистера Хэнскома, а затем услыхал рев мотора. Машина выехала с грязной автостоянки, подняв за собой длинный шлейф пыли. Задние огни превратились в едва заметные красные точки и скрылись из виду на шоссе 63, ночной ветер развеял пыль по сторонам.

— Он выпил лошадиную дозу, а ты позволил ему сесть в «кадиллак» и уехать. Он же разобьется, — сказала Энни.

— Да ладно, управится.

— Он же разобьется насмерть.

И хотя минут пять тому назад эта же самая мысль беспокоила Рики Ли, он, проводив взглядом машину, повернулся к Энни и покачал головой.

— Не думаю. Хотя сегодня у него был такой вид, что, может, будет и лучше, если он разобьется.

— Что он сказал тебе?

Рики Ли покачал головой. В голове у него все смешалось, и даже выручка потеряла для него всякий интерес.

— Какая разница, что сказал. Вряд ли мы когда-нибудь вновь увидим этого человека.

4

ЭДДИ КАСПБРАК ПРИНИМАЕТ ЛЕКАРСТВО

Если бы вам захотелось узнать все о среднем американце конца второго тысячелетия, от вас потребовалось бы только одно: заглянуть в его аптечку. Во всяком случае, так иногда утверждают.

Но Боже милостивый, загляните в ту, что открывает Эдди Каспбрак.

На верхней полке лежат анацин, экцедрин, контак, гелусил, тиленол, какие-то синие склянки. А кроме того, флакон виварина, флакон серутана («натуре-с» — если читать наоборот), два флакона с суспензией магнезии «Филлипс», которая по вкусу напоминает жидкий мел. И много-много всевозможных склянок.

На второй полке расположились витамины: E, C, C в настойке шиповника, B-прим, B-12, Л-лизин, помогающий при кожных заболеваниях; лецитин, помогающий при накоплении холестерина в организме, а кроме того, железо, кальций, рыбий жир из печени трески, огромный флакон геритола.

Избавим читателя от описания лекарств на третьей полке.

На нижней полке флаконов и упаковок было мало, но вещи тут стояли нешуточные: на таких делах можно торчать дай Бог. «Улет», как у реактивного самолета Бена Хэнскома, а «облом», как у Турмана Мансона. Там были валиум, перкодан, элавил, коробка сакретса, правда, сакретса в ней не было. Вместо него там лежало несколько ампул кваалуда.