Страница 2 из 17
По пути к нам присоединялись люди: кто выходил из домов, кто замечал нас с улицы. Когда мы добрались до последнего дома на улице, нас было уже около пятидесяти человек — большая часть из них дети. Многие из них думали, что я знаю, что делаю и куда веду. Мне бы их уверенность в моих силах… если честно, я просто ломился напролом, надеясь лишь добраться до ближайшей лесопосадки и под её прикрытием уйти как можно дальше.
К нашему огромному разочарованию, за последним забором стоял полупрозрачный и полностью непроницаемый, едва мерцающий купол. Эта хрень не давала пройти. Её не получалось ни разбить, ни продавить, несмотря на все старания. А старались мы от души — кто чем мог, тем и колотил по этому барьеру.
Пока остальные пытались его пробить, я увёл своих в сторону — надо искать проход в другом месте или спрятаться так, чтобы не одна собака днём с огнём не нашла. Не успели мы скрыться за очередным забором, как оттуда начали доноситься призывы о помощи и панические крики. Схватив штыковую лопату, воткнутую в землю, я приготовился защищать свою семью, а жене и детям велел спрятаться в сарае и не высовываться — чтобы ни случилось. Папка, дескать, будет биться за жизнь. За жизнь своих детей. Вариант «подороже продать свою шкуру» мной даже не рассматривался. У меня за спиной семья — и они должны выжить. Это не обсуждается. Невдалеке встал и водитель, схватив штакетину.
Выручили собаки. Они стояли по бокам от меня, готовые, как и я, рвать и метать. Как по команде, с рычанием, они бросились влево от меня — и я в тот же миг со всей силы ударил в том направлении, куда они кинулись. Удар был нанесён на удачу: я не видел никуда и ни почему я бью. Но, удивительно, эта дама по имени Удача улыбнулась мне — я попал.
Эта хрень была абсолютно невидима человеческому глазу, но твёрда и довольно хрупка. От удара лопатой она заискрилась, отлетела в сторону барьера и там замерла — потеряв невидимость, обмякла, безжизненно свесив два щупальца с иглами на концах.
Тут удача улыбнулась ещё раз, наградив меня своей улыбкой в тридцать два белоснежных зуба. Эта искрящаяся штуковина открыла небольшое отверстие в барьере и замерла на его границе. Подскочив к ней, я молился как никогда всем святым разом и давал всевозможные обеты — вроде "брошу пить, курить, буду спортом заниматься и с утра до вечера бабушек через дорогу носить на руках".
Я дрожащими руками схватил хреновину, стараясь не прикасаться к щупальцам, поднял её над головой и сам стал под неё, так, чтобы она не покидала границы барьера. Не переставая молиться — молитва, правда, большей частью состояла из матерных слов, но ведь для Бога важен посыл, а не содержание — я велел всем переползать у меня между ног. Боялся пошевелиться, дышать, чтобы эта штука не сдохла и не закрыла проход, не оставив мою семью в западне. Меня не пугала перспектива быть раздавленным или разрезанным барьером — я хотел лишь одного: спасти своих.
Первым пулей выскочил водитель "ВАЗа" — он буквально проскользнул у меня между ног, к счастью, не бросился к ближайшим кустам, а встал рядом и стал вытаскивать за руки детей, потом мою жену.
Когда мои оказались на той стороне, я уже хотел сделать шаг и оказаться в безопасности, но тут меня привлёк детский крик. К нам спешили две соседские девчонки, держась за руки и моля не бросать их. Внутренне проклиная себя за недостаточную жёсткость, я остался стоять. У самого нарастало предчувствие катастрофы. Когда девочки поравнялись со мной, псы опять зарычали с той стороны барьера, проскочили у меня между ног обратно и бросились на нечто, что видели только они.
Мысленно выматерившись на свою доброту, я сунул эту хреновину в руки старшей девчонки, одним движением соединил их руки и вытолкнул за пределы барьера, крикнув, чтобы бежали. А сам, как Александр Матросов, бросился грудью на это нечто, интуитивно чувствуя, где оно висит и куда движется. Я не думал — да и некогда было. Во мне проснулся дикий, необузданный зверь, вставший на защиту семьи. Я буквально чувствовал, где эта хрень находится и откуда приближается. В прыжке я её схватил, и в тот же миг в грудь мне впилась игла.
Я не потерял сознание, но упал как подкошенный, сжимая эту штуку в мёртвой хватке. Лежал парализованный. Рядом — псы. Они вцепились в жгуты зубами, не бросив хозяина, остались со мной до последнего. Я лежал и смотрел, как мои садятся в военный броневик, что выскочил из кустов. Солдаты под прикрытием запихнули их внутрь. В следующий миг машина уехала, увозя моих родных. «Спасибо тебе, Господи! Я успел! Я смог!» — раз за разом повторял я про себя. За себя я уже не боялся. Главное — мои спаслись. Остальное — фигня.
***
Солдаты уехали не все. Подхватив искрящийся дроид, которого бросили соседские девочки, они стали перебраться на эту сторону барьера. Всё это я видел и слышал, но не мог даже моргнуть.
— Четвёртый, проверь гражданского, — приказал один из них, когда они оказались на этой стороне. — Пульс не прощупывается! — ответил он через секунду. — Первый, у него в руках неизвестный объект, и он внешне не повреждён, — удивлённо произнёс Четвёртый.
— Лис, берёшь двоих, упаковываете объект и бегом отсюда. Делайте что хотите, но он должен попасть на стол командованию. Выполнять! — приказал он и, повернувшись к остальным бойцам, продолжил: — Вы двое налево, вы направо, вы — вперёд. Всех гражданских отправляйте сюда. — Раздавал приказы командир. — Остальные — рассредоточьтесь по периметру, и чтобы ни одна тварь не добралась до прохода. Это единственная связь с внешним миром. Да, и напоминаю — у вас есть последний шанс вернуться?
— Хватит чушь пороть, командир. Каждая секунда — это чья-то жизнь. Ты лучше скажи, как нам находить и сбивать этих невидимых хуё... ных? — проворчал один из бойцов.
— Да хрен его знает! Но он двоих сбил в одну харю — неужели мы облажаемся с нашей спецтехникой и подготовкой? Девятый, что там с устройствами обнаружения? — резко сменив тон, поинтересовался командир.
Тут удача улыбнулась ещё раз, наградив меня своей улыбкой в тридцать два белоснежных зуба. Эта искрящаяся штуковина открыла небольшое отверстие в барьере и замерла на его границе. Подскочив к ней, я молился как никогда всем святым разом и давал всевозможные обеты — вроде "брошу пить, курить, буду спортом заниматься и с утра до вечера бабушек через дорогу носить на руках".
Я дрожащими руками схватил хреновину, стараясь не прикасаться к щупальцам, поднял её над головой и сам стал под неё, так, чтобы она не покидала границы барьера. Не переставая молиться — молитва, правда, большей частью состояла из матерных слов, но ведь для Бога важен посыл, а не содержание — я велел всем переползать у меня между ног. Боялся пошевелиться, дышать, чтобы эта штука не сдохла и не закрыла проход, не оставив мою семью в западне. Меня не пугала перспектива быть раздавленным или разрезанным барьером — я хотел лишь одного: спасти своих.
Первым пулей выскочил водитель "ВАЗа" — он буквально проскользнул у меня между ног, к счастью, не бросился к ближайшим кустам, а встал рядом и стал вытаскивать за руки детей, потом мою жену.
Когда мои оказались на той стороне, я уже хотел сделать шаг и оказаться в безопасности, но тут меня привлёк детский крик. К нам спешили две соседские девчонки, держась за руки и моля не бросать их. Внутренне проклиная себя за недостаточную жёсткость, я остался стоять. У самого нарастало предчувствие катастрофы. Когда девочки поравнялись со мной, псы опять зарычали с той стороны барьера, проскочили у меня между ног обратно и бросились на нечто, что видели только они.
Мысленно выматерившись на свою доброту, я сунул эту хреновину в руки старшей девчонки, одним движением соединил их руки и вытолкнул за пределы барьера, крикнув, чтобы бежали. А сам, как Александр Матросов, бросился грудью на это нечто, интуитивно чувствуя, где оно висит и куда движется. Я не думал — да и некогда было. Во мне проснулся дикий, необузданный зверь, вставший на защиту семьи. Я буквально чувствовал, где эта хрень находится и откуда приближается. В прыжке я её схватил, и в тот же миг в грудь мне впилась игла.