Страница 17 из 18
За окном снова были музыка и смех. Далеко, не во дворе. Тихо и красиво. Игнат усмехнулся, провел по корабликам на кружке пальцем. У него было спокойное, ровное настроение, в которое как нельзя лучше ложилась тихая вечерняя атмосфера старого дома. Их с дедом сегодня убили, почти наверняка. Тот четко понимал, чем это закончится. Был благодарен за минуту или полторы, которые подарил ему внук, просто толкнув на нужное слово. Не безвестный ему поселок или хутор Веселый, либо какие-то Ключи, а Прохоровка. Уж это-то название знал даже он… И дед все равно не отвернул. Четверо на двадцать с чем-то. И не отвернул.
Темная жидкость плеснулась на дне кружки, которую Игнат покачивал в руках. Становилось все темнее и все прохладнее. Интересно, если он был в голове двоюродного деда какой-то своей частью, значит, он был убит тоже? Значит, какая-то его часть уже умерла? Сгорела прямо в небе, рухнула на землю в кувыркающейся мертвой машине, издырявленной попаданиями снарядов авиационных пушек, медленно опустилась на стропах, расстрелянная в воздухе?
Несколько дней назад Игнат полагал, что они обмениваются какой-то небольшой, хотя и уже заметной, долей своего разума. Однако с тех пор дед с внуком несколько раз ощутимо прибавляли, причем какими-то рывками. Каждый раз это происходило в минуты наибольшего напряжения, когда граница между жизнью и смертью превращалась в пунктир. В последние минуты перед гибелью был очередной такой «скачок», да что-то еще было и до того. Дед уловил смысл его шутки про д’Артаньяна и трех мушкетеров, хотя не прозвучало ни одного слова; было здорово, когда он искренне засмеялся.
И он услышал слова про курс, именно как слова – то ли первый, то ли второй такой случай за все время. До этого Игнат сумел подсказать ему что-то лишь однажды, когда заметил углом глаза «Мессершмитт», атакующий командира эскадрильи. Произошедшее тогда дало ему поразительное чувство гордости, будто прибавившее лет. Что, менять это на игры? На общение с хитрыми охотницами за носителями золотых кредитных карточек в клубах Ибицы? Да пошли они все! Он уже понимал значение всех приборов в кабине «Лавочкина», уже знал сотни неведомых ему ранее терминов: от «средняя аэродинамическая хорда» и «ребро обтекания» до «коммутационный аппарат». Да не только авиационных, из электрики. Он уже чувствовал рукоять управления, уже работал сектором газа «на ощупь», вслепую. Фактически они слились к середине сегодняшнего дня, как сиамские близнецы в одном теле, и это было поразительно.
А что за это время узнал дед от него? Сколько у отца машин? Сколько домов? Откуда это все явилось и почему совпало с тем, что у страны не осталось флота и авиации? И чему он от него научился – обращаться с компьютерной мышью? Пользоваться кредитной карточкой? Удерживать на лице привычное выражение презрения к окружающему быдлу? Пить в «Молли» кофе, стоящий 600 рублей за чашку? Игнат молча посмотрел в темный квадрат кухонного окна перед собой. Если бы он мог обменять свою жизнь на жизнь деда, то сделал бы это без колебаний. Но все закончилось, и он даже не знал как. Их просто разъединило, будто разорвали электрическую цепь. И не поможет ни монтер, ни психиатр.
Он встал, со стуком поставив кружку на стол. Тихо ступая, перешел в свою комнату, включил настольную лампу и компьютер. Обои на рабочем столе были со вчерашнего дня новые – пара раскрашенных темно– и светло-зеленым «Ла-5» проносится над падающим, пылающим двухмоторным бомбардировщиком с крестами на фюзеляже и плоскостях. Деду бы понравилось.
Игнат набрал в строке поисковой системы несколько ключевых слов и еще помедлил, прежде чем нажать «ввод». Ссылка о нужном дне и нужном месте выскочила довольно быстро. «Войска первой линии обороны и противотанковые заграждения задержали противника примерно на 4 часа. Это позволило десантникам 9-й гв. вдд занять позиции и изготовиться к отражению атаки, но создать прочную ПТО и как следует оборудовать артиллерийские позиции не удалось. Стрелковым частям явно не хватало поддержки авиации. Бомбардировщики люфтваффе буквально висели над полем боя. Наша же авиация группами по 5–10 самолетов иногда ввязывалась в бой с истребителями прикрытия, но влияния на общий ход событий это не имело».
«Не имело…» Он всхлипнул и закрыл глаза ладонью. А когда отнял ее, рука оказалась в перчатке.
– Степа! Степа! Степан! Ну, скажи что-нибудь, не молчи!
Его трясли за плечи маленькие люди, а он ничего не понимал и только мотал головой.
– Не трясите его, сволочи! Не трясите!
– Доктора пропустите! Ребята!
Носилки лежали у колес машины, маленького грузовика с откинутыми бортами кузова. Ближайшая к нему дверца кабины была украшена темной звездой и каким-то цифровым индексом, покрыта пылью, царапинами и вмятинами.
– Приходько! Вы слышите меня?
Доктор властно и сильно отпихнул в стороны летчиков и огромного техника, рыдающего и смеющегося одновременно, как безумный.
– Приходько! Лейтенант Приходько!
– Я слышу… – с трудом произнес Игнат. – Что случилось?.. Как…
– Тебя только что привезли. Пехота, десантники. Ты уже дважды сознание терял!
– Я…
– Так, всем рот закрыть!
Тишина наступила сразу. Хотя не тишина, конечно. Рычал и грохотал огромный фронт невдалеке, в сумерках вспышки взрывов и выстрелов виделись приглушенно, издалека, отраженные в небе облаками. Но говорить и кричать перестали, только техник Вася давился рядом слезами и все гладил его по груди и рукам, как мать ребенка.
– Ты помнишь себя? Думать можешь? – капитан и военврач склонились над ним одновременно, с почти одинаковыми выражениями на лицах.
Игнат провел рукой перед мутными глазами еще раз, не веря. Кисть была в рваной тонкой перчатке, которой он не помнил. И кисть была не его – большая, с тяжелыми жесткими мозолями, с грязными, исцарапанными до крови пальцами.
– Помню…
– Докуда помнишь? – жестко спросил врач. – Меня помнишь?
– Да… Военврач… Нет, майор медицинской службы Зорин… Александр…
– Алексеич, – сам закончил за него военврач. – Молодец, просто молодец. Что ты помнишь о бое? Эй, тихо вы там!
Игнат скользнул взглядом по лицам, но ничего не сумел прочитать. Фокусироваться было трудно, лица размывались. Их было много, и даже узнавал он не всех. Командир полка майор Наумов, штурман полка капитан Жуковский… Петро Гнидо, комкающий в руках шлемофон, командир его собственной эскадрильи капитан Арищенко, с искаженным лицом сидящий совсем рядом, на земле.
– Я помню… Двадцать «Юнкерсов» или чуть меньше. Восемь «Ме-109» в прикрытии… Шли к Прохоровке. Мы сумели набрать высоту, успели. Я атаковал… Ребята! Где ребята?!..
Кто-то в толпе молча потянул с головы пилотку, через мгновение его жест повторило несколько человек.
– Сержантов сбили, – глухо подтвердил рядом комэска. – Твой Ефимов выпрыгнул, но немцы его расстреляли в воздухе. Вы довольно долго дрались. Сбили один «Юнкерс», еще пару сумели зацепить, те сбросили бомбы и отвернули. Ты… ты точно не помнишь, что было дальше?
– Нет, – признался Игнат. Ему захотелось встать, но было трудно даже вздохнуть. Он не сомневался, что сбили и его, и только не понимал, что в этом такого странного.
– Ты таранил «мессер». В лобовой, уже без боеприпасов. Прямо над десантниками и танкистами… Не помнишь?
Игнат хотел отрицательно покачать головой, но та отозвалась такой болью, что он чуть не застонал.
– Прямо по кабине ему пришлось, он как камень и упал. Десантники рассказали, что немцы будто очумели… А сразу после этого подошли «Яки», штук десять. Те еще могли прорваться, сил у них хватало, но… У них, наверное, просто нервы не выдержали. Они побросали бомбы, почти как попало – под себя, по сторонам. И ушли.