Страница 5 из 18
Приказав себе не думать об этом, Игнат поморгал, прогоняя муть из глаз. Компьютер помогал лучше другого. Дура по имени Инна испортила ему настроение уже дня три назад, и оно не улучшалось до сих пор, что ни делай. И выбор-то был широкий: родители в Эмиратах, самому ему до рая Ибицы четверо суток, в Академию не надо, на улице тепло, а права выкуплены и можно ехать куда хочешь. Но не помогало.
Игнат учился не где-нибудь, а в «Президентской» Академии народного хозяйства и государственной службы, которая на проспекте Вернадского. То есть в месте, которое открывало прямую дорогу во все без исключения ветви управления страной: финансовые, силовые, промышленные и околопромышленные – по всему списку. Быдло отсекали еще на этапе подачи документов, и все студенты были, в общем, одного поля ягоды. У самого Игната отец был заместителем начальника одного из новых Управлений при Президенте РФ, и это сразу же ставило его выше многих других. Но пока Игнат окончил всего лишь один курс, перейдя, соответственно, на второй, – и эта цифра заставляла его переживать. Отец уже договорился с дядькой, а дядька – с кем-то из обязанных ему людей: после выпуска молодого Приходько ждало такое место, что все ахнут. Но мечтать об этом «в деталях» было рано: после первого курса даже учебная практика была не на таком месте, вывеской которого можно было впечатлить девушку.
Инна была не из впечатлительных. Откуда она взялась, он запомнил очень хорошо. Ее привела на одну из послесессионных посиделок Ольга – красивая девица из параллельной группы, с которой уже почти месяц гулял Богдан. Причем привела не в кабак или клуб, а именно домой к Богдану. Зачем-то это ей понадобилось. Представила как старую подругу. Девушка была яркая и с действительно впечатляющими манерами. Ее начали расспрашивать, и тут выяснилось, что она учится практически рядом, тоже на Вернадского. Только в МИТХТ – то есть в Университете тонких химических технологий. Который имени Ломоносова. На инженера-химика-технолога или химика-аналитика – сначала даже никто не уловил точно, потому что в комнате начался настоящий вой. Они все ржали, с переливами выли и обнимались, скулили от смеха. Это было реально здорово.
Игнат не сразу заметил тогда, что поведение Инны оказалось ненормальным. Девушка не заплакала, не убежала и даже не начала хихикать и подлизываться к компании, как сделали бы на ее месте почти все. Вместо этого она довольно спокойно дождалась, пока хохот утихнет, но пока все еще не переключились, и очень громко и отчетливо спросила: а кем будут они? Ей ответили, не стесняясь в выражениях. Богдан еще, помнится, предложил подруге своей девушки что-то откровенно неприличное в отношении «рабочих позиций» на будущее, «когда ей жрать станет нечего». Инна выслушала все это с явным интересом, пожала плечами. Что-то негромко сказала Ольге и ушла, разминая сигарету в длинных пальцах. От нее все отвлеклись, а потом выяснилось, что она ушла совсем. Разумеется, никому до этого не было дела: Богдан лапал Олю, пара человек с интересом за этим наблюдали, то ли надеясь поучаствовать на следующем этапе, то ли просто развлекаясь, и все, в общем, было совершенно нормальным. Оля, конечно, сдурила: она бы еще уборщицу с собой привела! Одно дело, если бы хотела, например, найти хорошую пару старой школьной подруге или что-то в этом роде, но здесь все явно было не так.
Как ни странно, после случившегося Игнат почувствовал себя неуютно довольно быстро. Рюмка не помогла, возня в дальнем углу комнаты стала раздражать, громкие разглагольствования и умничанье пары относительно трезвых ребят о современной политике – тоже. Не на втором курсе судить о политике, даже если наслушался папу и его друзей за домашним столом. Он вышел покурить, потом снова выпил, потом снова курил и все думал об этой странной Инне и о том выражении, которое успел увидеть на ее лице, пока она оборачивалась от дверей.
Ольгу Игнат встретил через день, созвонившись и забежав к ней на ее «практику». Смешное было слово, вообще никакого отношения не имевшее к будущей жизни. Самому ему практику поставили «автоматом»: достаточно было одного звонка отца в приемную ректора. У Ольги тоже все было нормально, но перед ней поставили условие «прийти с утра два раза», и она не стала лезть в бутылку, пришла. Когда они трепались за сигаретами, Ольга внятно объяснила, что Инна с ней в гости не напрашивалась, наоборот. Но ей было интересно посмотреть на подругу из спортклуба в такой обстановке, и из интереса она сумела ее уговорить, что будет весело и хорошо. Та действительно оказалась будущим химиком, как ни странно это звучит. Веселая, спортивная, не ломака, на редкость умная, но при этом нормальная, а не «чулок в гармошку». Тогда Ольге показалось, что Инна поведет себя в компании как надо, а та чего-то закобенилась. Ну и сама дура…
Ольга уже переключилась на что-то другое, когда Игнат спросил: а что подруга прошептала ей на ухо, когда уходила? Та не сразу сумела вспомнить; видимо, ей запомнилось из вечера иное. Но когда вспомнила – это сразу отразилось у Ольги на лице как тень. Говорить она не хотела, и Игнату пришлось настаивать. Было утро, они сидели на ограждении у входа на ювелирную фабрику, в дирекцию которой Ольгу распределили на «как бы практику», чтобы была запись в зачетке и личном деле, – и вокруг было тепло и ветрено. Когда девушка все-таки ответила, Игнат решил, что ему послышалось, что помешал ветер и шорох идущих мимо ног. Попросил повторить. «У тебя все новые друзья такое быдло? Ну, ладно, развлекайся», – вновь процитировала Ольга, уже не так смущаясь. – «Во дает Инка, а?»
Игнат покивал и почему-то задумался очень глубоко, поэтому прощание получилось скомканным. Впрочем, Олька выбежала со своей «практики» минут через тридцать, решив, что он ждет ее, и была польщена – поэтому все вышло даже хорошо.
Кто такие «быдло», все они отлично знали. Те, кто встают в шесть утра, чтобы сесть в метро или электричку и ехать на службу, не способную их прокормить, – это быдло. Те, кто учится на инженера такого или сякого, на офицера, на учителя или врача, – это быдло в еще более высокой степени. Быдлом были люди, которые не уступали дорогу его «Мерседесу SLK», когда Игнат подъезжал к парковке Академии, торопясь ко второй паре. Которые едут летом в Анапу или Варну, а копят на это вообще весь год. Которые служат в засранных российских ВС, кроме, возможно, Московской роты почетного караула, о которой ходили очень и очень интересные слухи. Соответственно, Инна, конечно же, все перепутала. Но это почему-то не доходило сразу, приходилось себя уговаривать.
– Приходько, ты чего такой смурной? – спросил его Богдан на следующий день, когда они сидели на скамейке в Александровском саду, глядя на проходящих мимо девушек, каждая вторая из которых с нетерпением ожидала, когда с ней начнут знакомиться.
Игнат объяснил, хотя и не очень внятно, и Богдан поднял его на смех. Они, в общем, не были друзьями, просто приятелями через отцов, но так сложилось, что в Академию их устроили вместе, попали они в одну группу и теперь довольно много времени проводили в одной компании. Вообще Игнат не оценивал одногруппника слишком уж высоко. Его немного раздражало, что Богдан не понижает голос, когда говорит «сраная говнорашка» в беседе – пусть среди своих, но на людях, при незнакомцах. И что он часто излишне рискует другими способами. По его мнению, это не было признаком большого ума. Понятно, что отцы отмажут их от чего угодно, но если хамить менту, то могут сначала искалечить, а уже потом дойдет дело до звонков с самого верха, увольнения с позором и всего прочего, что бывает, когда гавкаешь на патриция. Потом. А если хамишь просто прохожему, то можно успеть не добежать до дверей ночного клуба с их охраной. И так далее.