Страница 102 из 104
Вот что открывается в смертный час: все можно было иначе. И если бы было иначе - жить бы стало легко, и умирать не страшно.
20. 03. 2024
+
ПРОЩЕННОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ
Есть в году один день, когда даже самые гордые и замкнутые люди, привыкшие не показывать своих чувств, вынуждены столкнуться с чем-то большим, чем они сами. Это день, когда слова «прости меня» звучат повсюду - и в этом напоминании о прощении есть что-то почти невыносимое.
Но вот странность: чем ближе этот день, тем больше человек чувствует сопротивление. Как будто внутри него что-то не хочет склоняться, не хочет признавать, не хочет отпускать. Ведь если сказать «прости», значит, признать свою вину - а это тяжело, порой нестерпимо. Или, быть может, еще труднее сказать «прощаю» - потому что тогда надо отказаться от права на обиду, от последнего аргумента, который еще дает чувство превосходства.
Человеку ведь свойственно копить - не только вещи, но и горечь. Он бережно собирает воспоминания о чужих обидах, несказанных словах, о взглядах, которых не было, о предательствах, которых, возможно, никто, кроме него самого, даже не заметил. Все это складывается в старый громоздкий чемодан внутри души, и иногда кажется, что именно он - эта громоздкая, давящая тяжесть - и есть сам человек. Как будто без этой ноши он станет пустым, ничтожным.
Но вот наступает Прощенное воскресенье.
И кто-то говорит: «Прости меня». И как же странно слышать это! Особенно если говорит человек, который ничем не обидел, или, напротив, который причинил такую боль, что кажется - никакого прощения быть не может.
Что делать в этот момент? Можно сказать «Бог простит» и ни на секунду не задуматься над смыслом этих слов. Можно кивнуть и подумать: «Да разве тебя прощу?» - и снова закрыться. Можно сделать вид, что ничего не произошло, и обойти Прощенное воскресенье стороной, как обходят ненужную встречу, неприятный разговор, незнакомого попрошайку на улице.
Но что, если в этот день все же сделать над собой усилие? Что, если действительно задуматься, что значит - простить?
Это не значит оправдать. Это не значит забыть. Это не значит сделать вид, что ничего не было.
Простить - это значит отказаться от власти, которую дает обида. Отказаться от этой тяжелой ноши, этого чемодана без ручки, который кажется таким важным, но на самом деле делает тебя только слабее.
Вот в этом и заключается страшная тайна: не обиженный властвует над тем, кто его обидел, а наоборот. Обиженный становится рабом своей обиды, она становится его хозяином, его смыслом, его болезненным удовольствием. Простить - это значит выйти из этой зависимости.
Но в этом прощении есть и другая, еще более жгучая сторона.
Простить - значит признать, что и сам ты не свят. Что и ты кого-то обидел, кого-то не понял, кому-то не подал руку, когда это было нужно. Что, может быть, твоя собственная вина так глубоко закопана в сознании, что ты ее уже и не видишь.
И вот тогда человек в Прощенное воскресенье, даже если он ничего особенного не сказал и не услышал, вдруг остается наедине с этой мыслью. И тогда становится по-настоящему страшно. Потому что тогда уже не хочется просто формальных слов. Тогда хочется прощения не на словах, а в душе.
Но для этого надо решиться на еще один шаг: не просто простить и не просто попросить прощения, а действительно попытаться измениться.
А это уже подвиг. А подвигов боятся все.И потому человек в Прощенное воскресенье часто говорит слова - но не решается на то, чтобы жить в соответствии с ними.
Но кто решится - тот, может быть, впервые за долгое время почувствует легкость. Как будто огромный груз исчезнет. Как будто впервые станет по-настоящему свободно дышать. Как будто чемодан без ручки, который казался таким важным, вдруг исчезнет - и человек поймет, что он никогда не был ему нужен.
Прошу прощения у всех и каждого прощаю.
23. 03. 2024
+
ШЕСТОПСАЛМИЕ
Есть в богослужении момент, о котором нельзя говорить громко. Это почти тайна, нечто закрытое, скрытое в ночи, в полусне, в тревоге души. Шестопсалмие - молитва безгласая, хотя читается вслух. Оно звучит, но будто бы обращено внутрь. В храме темно, свечи лишь едва качаются от дыхания молящихся, а читающий, стоя перед Царскими вратами, возвещает о боли, о мольбе, о последнем крике души, которая еще жива, но уже почти угасла.
И никто не отвечает.
Вот в этом, пожалуй, самое жуткое и самое глубокое в Шестопсалмии. Весь храм - молчание. Никто не поет, никто не вступает в хор голосов, никто не поддерживает читающего. Он один перед лицом своей души, перед лицом Бога, перед лицом тишины. А мы, стоящие во тьме, тоже одни.
Одиночество - ведь оно всегда страшно. Оказаться один на один с собой, со своим прошлым, со своими поступками, со своей совестью - это испытание, которого человек избегает. Он привык заглушать себя: шумом, делами, суетой, людьми. И вдруг - ночь. И вдруг - псалмы, которые читают от лица каждого, но никто не отвечает. Как будто бы Бог молчит.
Но, может быть, это не молчание?
Может быть, это тот самый момент, когда не человек должен говорить, а человек должен слушать?
Шестопсалмие начинается с отчаяния. «Господи, вскую умножишася стужающии мне?» Разве не это крик любого человека, который хоть раз столкнулся с несправедливостью? Почему в мире так много тех, кто давит, кто унижает, кто причиняет боль? Почему враги торжествуют, а добро кажется слабым? И если это так, если зло действительно царствует, - где же тогда Бог?
И сразу же вторая мысль: а может, враг - это я сам? Может быть, мои поступки, мои мысли, моя жизнь - это и есть ответ на этот вопрос? Может быть, я сам, незаметно для себя, умножаю эту тьму?
Псалмы сменяются, ночь тянется, и постепенно что-то меняется. Ужас одиночества не исчезает, но в нем проступает другой смысл. Если Бог молчит - значит, Он дает человеку возможность понять. Значит, Он не наказывает молчанием, а позволяет человеку самому ответить себе.
А в конце, в последних словах, наступает почти облегчение: «Всякое дыхание да хвалит Господа». Что-то произошло. Ночь не исчезла, но стало понятно, что она не бесконечна.
Так и человек. Он проходит свой путь, иногда в темноте, иногда с ужасом от того, что ответа нет. Но ответ уже был дан. Просто его надо услышать.
В Шестопсалмии нет привычного хорового утешения. Оно не призвано утешить - оно призвано встряхнуть. Оно призвано показать, что человек, оказавшись наедине с тьмой, способен ее увидеть. А значит, способен ее преодолеть.
Но чтобы это понять, нужно пройти через тишину. Нужно ее не бояться. Нужно ее выстоять.
24. 03. 2024
Эпилог
Психология Достоевского
Кто такой человек по Достоевскому? Это существо, пребывающее в вечном конфликте с самим собой. Это существо, в котором уживаются и порок, и святость, и вера, и безверие, и любовь, и ненависть. Достоевский не искал простых ответов на сложные вопросы - напротив, он отказывался от любых однозначных решений, понимая, что глубина человеческой души не измеряется поверхностными суждениями.
Человек для него - это прежде всего загадка, которая никогда не раскрывается до конца. И в этой загадочности кроется величайшая трагедия и одновременно величайшая красота его произведений. Вот герой страдает, вот он погружен в глубочайшую темноту собственного греха, и все же - вот он ищет свет, ищет спасение. Может ли он найти его? Достоевский не дает ответа, он оставляет этот вопрос открытым. Но в этом и заключается его гений: он не стремится утешить читателя или дать ему готовый рецепт для спасения. Он хочет, чтобы каждый прошел этот путь сам, столкнувшись лицом к лицу с тьмой и светом собственной души.