Страница 1 из 3
Глава 1
«Они снова натягивают струны. Снова не слышат, как они воют...»
Глава 1.
Рагнар
Пахло пылью, потом и страхом. Здесь всегда так пахло. Шахта «Сердце Кары» глухо стонала под ударами кирок и гулким ревом резонансных буров где-то вверху. Каждый удар отдавался в костях, как укор. Рагнар из клана «Расколотый Молот» впился пальцами, грубыми и потрескавшимися, как кора мертвого дерева, в рукоять своей кирки. Не инструмент — оружие. Жаль, но пока только в мыслях.
Перед ним копошились сородичи. Нур-Халад: Дети Камня и Огня. Теперь – черви в ране мира. Их кожистая, землисто-красная кожа была покрыта серой пылью и старыми рубцами от плетей Гармонизаторов. Янтарные и зеленые глаза, которые должны были пылать силой в молитвах у горных святынь, теперь тускло мерцали в полумраке, отражая жалкий свет биолюминесцентных лишайников, прилепленных к стенам туннеля.
— Дергайся быстрее, старая кочерга! – Сиплый голос прозвучал сзади. Гарт из клана «Тихая Наковальня». Предатель. Его броня, грубая пародия на геометричное изящество Кименов, но все же броня, блестела тускло. В руке резонансный прут, жужжащий тихой угрозой. — Хор требует кристаллы. Кристаллы, а не твое ленивое бездействие.
Рагнар медленно обернулся. Глаза его, янтарные, как расплавленная руда, встретились с глазами Гарта. В них не было страха, только ненависть. Глубокая и древняя, как сами горы, в которых родилась вся раса Нур-Халад. Ненависть, которая заменяла ему воздух.
— Твой Хор может сдохнуть в своем резонирующем улье, Гарт, – процедил Рагнар. Голос его был похож на скрежет камней. — А ты последовать за ним. С моей помощью.
Гарт усмехнулся, но в глазах его что-то мелькнуло — словно тень, скользнувшая между светом и тьмой. Не уверенность. Нечто иное... Рагнар уловил это мгновение. Страх. Тот самый страх, что гложет предателя изнутри, страх перед теми, кого он предал. Перед их правдой.
— Прикуси язык, шлак, – бросил Гарт, но не подошел ближе. Прут в его руке зажужжал громче. – И копай. Или твоя дочка в биореакторном блоке Б поплатится за то, что папочка не хочет работать.
Удар ниже пояса. Точный. Рагнар сглотнул ком ярости, раскаленный, как лава. Его пальцы сжали древко кирки так, что дерево затрещало. Малышка Лора. Вонючие чаны… Образ худенькой фигурки, пригнанной в «мусорное гетто» Тельхид, заставил кровь стучать в висках. Он снова повернулся к стене, поднял кирку. Ударил. Камень крошился. Не кристалл. Мусор.
Копай. Выживай. Жди. Жди сигнала. Слова старого Ургона, шамана, что еще теплил в сердцах шахтеров сопротивление, жужжали в голове вместе с резонансным гудением сверху. Ярость Пламени горит внутри, Рагнар. Но если выпустишь ее рано – сожжешь себя и других. Предатели везде — не только среди надзирателей. Даже в пещерах.
Предатели. Клан «Тихая Наковальня» — черное пятно на всей расе Нур-Халад. Они открыли священные пещеры Кименам. За обещания власти, за броню, за право вознестись над своими же. Гарт был щенком по сравнению с теми, кто командовал Корпусами Подавления. Но и он был мишенью. Очень желанной.
Рагнар ударил снова. И снова. Каждый удар – по лицу Гарта. По мертвому лицу Архитектора, что спроектировал эту шахту-могилу. По хлипкой шее каждого Кимена.
Внезапно кирка провалилась. Со звоном. Не в камень. Во что-то… пустое.
Рагнар отшатнулся, пыль заклубилась. В стене зияла небольшая дыра. Оттуда потянуло запахом, чуждым шахте: сыростью, гнилью, чем-то… живым. И древним. Запахом болот и руин.
— Что там? – рявкнул Гарт, подходя, прут наготове. – Кристалл? Говори, шлак!
Рагнар заглянул в пролом. Темнота. Но в глубине… слабое, хаотичное мерцание. Не резонансное. Органическое. Биолюминесценция. Как у расы Тельхид, но иное. И еще… тихий, едва уловимый звон. Не в ушах, в костях. Как эхо забытой песни.
Тихий Зов? Мысль промелькнула, чужая, навеянная рассказами Ургона о древних пророчествах и пробуждающихся Тельхидах. Чушь, болотная слизь не зовет — она гниет и служит.
— Мусор, – хрипло сказал Рагнар, отворачиваясь. — Пустота. Провал. Завалит нас всех.
Но он запомнил точку и странное мерцание в глубине. В мире, где все было предопределено гнетом Порядка, пустота и странный свет пахли… возможностью. Опасной. Возможно, смертельной. Но возможностью.
Пульс
Сознание было липкой пленкой на поверхности черного озера боли. Пульс (было ли у него имя раньше? Он не помнил. Только «Единица Био-Реактора Гамма-7») ощущал вонь. Горячую, густую, сладковато-тошнотворную. Запах разлагающейся органики, химикатов и… себя. Всех Тельхид. Живого топлива.
Его тело, тонкое, гибкое, с кожей, которая сейчас была тускло-фиолетовой с хаотичными пятнами мерцающего зеленого (стресс? мутация? он не знал), погружено по пояс в теплую, булькающую жижу биореактора. Тысячи щупалец-пальцев сородичей копошились в ней, бессознательно перемешивая, фильтруя, расщепляя. Автоматизм. Как дыхание когда-то.
Но сейчас… было Иное.
В его цепкой, трехпалой руке (не щупальце! Рука!) он сжимал… Осколок. Найденный вчера в куче отбросов, принесенных на переработку. Гладкий, холодный, не металл и не камень. Мерцающий изнутри тусклым, переливчатым светом – то синим, как глубокая вода, то багровым, как старая рана. Он прятал его в складках кожи на груди, когда надсмотрщики-Гармонизаторы проходили мимо со своими жужжащими прутами, излучающими волны покорности, которые заставляли его щупальца судорожно дергаться.
Тихий Зов.
Слова возникли в его… уме? Ранее был только Коллективный Разум – мутный океан феромонов, образов, потребностей стаи. Потом – Большое Тихое. Когда Кимены подавили его резонансными сетями. Оставив только боль, голод, страх и автоматические действия. А теперь… был голос. Не звук. Ощущение. Вибрация. Исходящая от Осколка. Или изнутри самого Пульса? Он не понимал.
Она звала. Не к чему-то конкретному. К… Пробуждению? К Пониманию? К Свободе? Слова были новыми, острыми, как осколки стекла в мозгу. Он не знал, что они значат. Но они были. И это было страшно. Страшнее прута Гармонизатора. Потому что прут можно пережить. А это новое чувство… «Я»… оно могло уничтожить его. Оно уже жгло изнутри.
Он посмотрел вокруг своими несколькими черными глазами. Тусклый свет биореактора выхватывал из полумрака такие же, как он, фигуры. Тельхид. Тонкие, сгибающиеся под невидимым гнетом. Их кожа была тусклой, биолюминесценция – слабой, редкой, как умирающие звезды Сирадного Покрова. Они были пустыми сосудами. Живыми инструментами. Каким он был… вчера?
Рядом с ним копошилась «Единица». Он… она? оно? Пульс не знал. Раньше не было нужды знать. Ее кожа была бледно-голубой, мерцание почти угасло. Одно из ее щупалец было неестественно вздуто, покрыто странными, твердыми наростами. Мутация. Биореактор делал свое дело. Кимены называли это «оптимизацией». Пульс почувствовал… что-то. Тягучее, горькое. Жалось? Новое слово. Новое чувство.
Он бессознательно (или сознательно?) выделил крошечную порцию феромонов. Успокоения. Солидарности. Такие, какие выделяла бы стая раньше, чтобы утешить больного сородича. Запах сладковатый, травянистый.
«Единица» слегка вздрогнула. Ее черные глаза, обычно пустые, на мгновение метнулись в сторону Пульса. В них мелькнуло… недоумение? Крайне слабое. Почти призрачное. Потом погасли. Она снова погрузилась в автоматическое помешивание жижи.
Но Пульс увидел. Миг. Искру. В кромешной тьме ее сознания. Как эхо Коллективного Разума. Или… начало нового?