Леди-послушница

Какоето время они глядели друг на друга. Императрица даже нашла в себе силы улыбнуться. И хотя уголки ее рта нервно подрагивали, голос звучал спокойно:

– Признаюсь, не ожидала, что ты приедешь за мной в обитель. И как это тебя впустили в женский монастырь? Ах, и настоятельница здесь? Похоже, ты ей неплохо заплатил, раз она, нарушив устав, ввела сюда мужчину.

Аббатиса испуганно выглядывала изза плеча графа Анжу. Завидев тело служанки на полу, отступила, сотворяя крестное знамение.

Джеффри быстро шагнул в келью и захлопнул за собой дверь.

– Тебе, Матильда, удалось спрятать от меня своего пащенка, – произнес он, гневно, исподлобья глядя на супругу. – Но ты убила Дуоду и теперь сама никогда не узнаешь, где он.

– Ты тоже, – спокойно ответила его жена. – А значит, моему сыну ничего не угрожает.

– Но ты никогда не найдешь его! Он потерян для тебя!

Матильда судорожно сглотнула. В ее глазах плескалась боль. Но это было лишь мгновение слабости, а потом она сложила руки на груди и надменно вскинула подбородок.

– Пусть! Но я сохранила ему жизнь. Мой сын недосягаем для тебя, Джеффри Анжуйский! Дуода не успела сказать, где укрыла его. И теперь, даже с помощью твоих пытошников, ты ничего не сможешь добиться от нее. Бедная Дуода. Она была такой преданной… Да пребудет душа ее в мире.

– Ты еще поплачь над ней! – воскликнул молодой граф с издевкой. Его красивое лицо побелело от гнева. – Я знал, что ты фурия, шлюха и обманщица. Но ты еще и убийца!

– Да. Но я еще и твоя жена перед Богом и людьми. Опозорь меня прилюдно – пятно ляжет и на твой род.

Граф подался вперед, словно хотел накинуться на нее, но сдержался.

– Будь проклят тот день и час, когда я взял тебя в жены, Матильда!

– Аминь. Воистину все демоны хохотали в аду, когда мы обменялись обетами перед алтарем. Однако напомню, что не я заставляла тебя бегать по притонам, не я требовала, чтобы ты пренебрегал мной, был груб и жесток, пока я не нашла утешения в объятиях другого.

– И об этом скоро все узнают! – осклабился граф. – Вот эта, – он ткнул пальцем в сторону забившейся в угол фрейлины, – она моя свидетельница, которая подтвердит, что ты тайно родила ублюдка. И как бы она ни была верна тебе, она быстро заговорит, когда ее начнут рвать раскаленными щипцами. Или ты поспешишь зарезать и ее?

От ужаса Ивета начала икать. Глаза ее стали полубезумными. Матильда наконец удостоила ее взглядом.

– Подика, девочка, вон. Мне надо еще коечто сказать супругу. И ничего не бойся.

Едва за фрейлиной закрылась дверь, императрица резко повернулась к мужу.

– А теперь выслушай меня, Джеффри Анжуйский! Вы можете ославить меня на весь свет, можете дойти до самого Папы и потребовать развода, но ничего, кроме бесчестья и провозглашения себя рогоносцем, не добьетесь. И если вы станете кричать, что я родила бастарда, – я буду это отрицать. Вы разгласите мою измену – я поведаю всем, как вы обходились со мной. А ведь вы взяли в жены не просто женщину, чтобы ею помыкать. Я – единственная дочь и наследница короля Генриха Боклерка[2], моим приданым является богатейшее герцогство Нормандское и королевство Англия. Откажетесь ли вы от них ради сомнительной славы рогоносца? Не лгите самому себе, Джеффри. Я ваша законная жена и таковой останусь – видит Бог! Вы же будете молчать обо всем, что произошло в этой обители. Даже сами проследите, чтобы никто не приставал с расспросами к Ивете.

Юный граф Джеффри с усталым видом опустился на выступ стены, провел по лицу ладонью.

– Как мы сможем дальше жить вместе, Матильда?

– Как и ранее. И теперь, когда вы убедились, что я не бесплодна, надеюсь, мы еще сумеем зачать целую дюжину сыновей. Можете даже передать им в наследство ваше нелепое прозвище – planta genista, и пусть они зовутся Плантагенеты в честь веточки дрока, какой вы так любите украшать свой шлем на турнирах. А теперь, супруг мой, помогите мне уложить Дуоду на кровать. Она все же хорошего нормандского рода, была предана мне и не заслуживает, чтобы мы оставили ее, как собаку, на полу в луже собственной крови.

Вдвоем они подняли мертвую женщину, устроили на ложе. Матильда сама закрыла ей глаза, сложила руки на груди, поцеловала в лоб. Джеффри какоето время смотрел на жену, потом словно очнулся.

– Вашей наглости, Матильда, нет предела! Я поймал вас с поличным, вы обесчещены в моих глазах, а вы еще смеете помыкать мной.

Императрица спокойно поглядела на своего мужа, который был младше ее на десять лет.

– Нормандия, – произнесла она, – и корона Англии в придачу.

Граф усмехнулся.

– Допустим. И вы правы, я должен буду жить с вами. Но прослежу, чтобы вы более не смели тайно никуда уезжать, вы будете повиноваться мне и отныне не посмеете захлопывать передо мною двери своей опочивальни. Такова цена того, что я скрою ваш позор.

Сочтя это разумным, она согласно кивнула.

– И еще, – его душил гнев, он нервно сжимал и разжимал кулаки. – Я обо всем поведаю вашему отцу, королю Генриху, дабы он узнал, какова его хваленая дочьимператрица. И поставлю условие, чтобы он разыскал вашего любовника и прислал мне его голову.

Матильда отвернулась и негромко ответила пословицей:

– Лови, кто сможет поймать.

Джеффри, расслышав в ее голосе иронию, шумно задышал, но ответил почти спокойно:

– И запомните, Матильда. Никогда, слышите, никогда вы ничего не узнаете о ребенке, которого родили здесь. Вы не станете его разыскивать, ибо за вами будут следить мои люди и доносить обо всем. Так что, как бы ни сложилась судьба этого бастарда – будет ли он в чести, погибнет или попадет в беду, – вам никогда не знать этого!

Матильда была сильной женщиной. Она взглянула прямо в глаза мужа.

– Я готова к этому. К тому же истинное дитя – это то, которое знаешь с рождения и растишь у своих колен.

Джеффри усмехнулся.

– Тогда утешитесь с тем, какое родите от меня. Раз уж вы и впрямь не бесплодны.

Матильда молчала, и только печаль в глазах, горькая складка у губ отчасти выдавала ее истинные чувства. Джеффри не смог подавить довольную улыбку – он все же сумел задеть эту гордячку.

– Идемте, миледи. – Граф властным жестом протянул ей руку. – Мы возвращаемся домой, в Анжу. И да смилуются небеса над нашим браком.

Глава 1

1149 год. Восточная Англия

К вечеру сильно похолодало, морозный воздух обжигал, а земля под копытами коней звенела, как железо. В лесу уже сгустились сумерки, но небо над голыми деревьями пламенело пурпуром заката.

Два всадника крупной рысью скакали через лес: старший, в грубом плаще и войлочном капюшоне, и более молодой, богато одетый, придерживающий на скаку щегольскую, опушенную мехом шапочку.

– Сэр Хорса, долго ли нам еще? – крикнул на ходу молодой. – Моя лошадь уже совсем выдохлась.

Тот, кого звали Хорсой, не удостоил спутника ответом, даже сильнее пришпорил коня. Однако вскоре деревья расступились и всадники осадили коней на опушке. В лицо им светило садящееся солнце – неяркое, морозное, окрашивающее небосклон в багряные тона. И на этом фоне пред ними предстала величественная громада замка.

– Гляди, мой принц, – указал рукой в грубой перчатке Хорса. – Вот он – ГронвудКастл. И если ты пожелаешь – он станет твоим!

В лучах заката замок производил внушительное впечатление. Расположенный на невысоком холме с покатыми склонами, он словно реял над окрестными равнинными землями. Выстроенный из светлого известняка, он являл собой тот тип концентрической[3] крепости, какие лишь недавно научились возводить в Европе, переняв это искусство от крестоносцев из Святой земли. С мощными башнями, прочными стенами, зубчатыми парапетами и укрепленным барбаканом[4] над подъемным мостом, переброшенным через широкий ров, Гронвуд выглядел более чем великолепно. Но вместе с тем это величественное сооружение служило жилищем множеству людей – об этом свидетельствовали многочисленные огни, уходящие ввысь столбцы голубого дыма, отдаленный гул, а порой ветер доносил аромат свежеиспеченного хлеба. ГронвудКастл был крепостью и житницей, дающей кров, заработок и защиту. И словно ища его покровительства, вокруг замка раскинулся целый городок – ремесленные слободки, дома, мельница и обширная площадь, где в положенные сроки происходили ярмарки.