Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 27

Все эти думы вихрем проносились в голове Эдмунда, пока он восхищенно смотрел на высокие башни Гронвуда. О том, что усилия Хорсы грозили втянуть его в жестокую войну, юный тан сейчас не думал. Его мысли не простирались так далеко. А вскоре запахи стряпни из приоткрытой двери гостиницы и вовсе отвлекли его от мечтаний, заставили подумать о более насущном.

Внутри было тепло и уютно. Немногочисленные посетители сидели за длинными столами, беседовали, ели аппетитные блины и иные кушанья, какими принято набивать живот в преддверии Великого поста. К Эдмунду приблизился хозяин. Он уже понял, что этот парень в дорогом плаще и меховой шапке, несмотря на свой небедный вид, птица не больно высокого полета – настоящий господин первонаперво поспешил бы предстать пред очи гронвудского барона. Однако деньжата у этого малого должны водиться, и, когда гость выложил щедрый задаток, хозяин взял свечу и проводил его на второй этаж, где размещались комнаты.

Эдмунд огляделся: гостиницу с отдельными покоями в Англии встретишь не часто, обычно постояльцы довольствовались едой в общем зале и охапкой соломы там же в углу. Но здесь, в небольшой узкой комнате, стояли две лежанки под овчинами, а между ними, подле затянутого бычьим пузырем окошка, помещался небольшой стол.

Хозяин, хоть и был приветлив, особого почтения не проявлял, однако его поведение изменилось, едва вошел Хорса. Этот, сразу видно, был истинным господином, хоть на нем латаный плащ и обтрепанные перчатки. Зато манеры… Попробуй такому не угодить! И хозяин засуетился, затараторил, что у него есть свежие яйца, блинчики прямо с пылу, с жару, а кровяная колбаса тут такая острая и ароматная, что даже господа из ГронвудКастла у него прикупают. И это не говоря о темном пенном эле, толькотолько из бочонка.

После долгой дороги по морозу есть хотелось неимоверно. Хорса тут же принялся за поданные блюда, однако Эдмунд первонаперво опустился на колени, чтобы помолиться.

– «…et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittibus nostris»[11].

Хорса ел так, что казалось странным, куда все вмещается в этого худого жилистого человека, а сам между тем косился на коленопреклоненного юношу. Вот святоша! А ведь потомок саксонских королей, да и его родная тетка была королевой шотландцев. Хорса долго служил на границе ее сыну, шотландскому королю Давиду, выступал против норманнов, пока не проведал, что потомок одного из саксонских принцев живет гдето возле Эксетера под гнетом нормандских королей… Подобного Хорса не мог допустить. Однако и расшевелить такого увальня, как Эдмунд, оказалось непросто. Старый бунтарь потратил немало сил, убеждая парня, что он достоин лучшей доли, что в жизни еще все может перемениться, если он возглавит своих соплеменников и поднимет против ига узурпировавших английскую корону норманнов.

Об этом думал Хорса, когда, насытившись, откинулся на стену и, ковыряя ногтем в зубах, наблюдал за поедающим остатки обильного ужина Эдмундом.

– А теперь, мой принц, я бы хотел посвятить вас в коекакие обстоятельства.

Начал он издалека. Вспомнил прежнего короля Англии Генриха Боклерка: жесток и властен был этот монарх, однако мог держать свои земли в кулаке. При нем и законы почитали, и порядок был, что не мешало Генриху оставаться узурпатором, как все потомки проклятого Завоевателя. А что все в этом роду прокляты – нет ни малейшего сомнения. Ведь наследник Завоевателя, тоже Вильгельм, прозванный Рыжим, правил так, что и ныне люди плевались, поминая его имя. И погиб он, как пес, убитый на охоте неизвестно кем. После него к трону прорвался упомянутый Генрих Боклерк, младший из сыновей Завоевателя, причем в обход старшего брата Роберта, с которым воевал, сумел пленить, ослепил и до конца дней держал в темнице. Но гнев небес уже пометил Генриха. У этого короля было немало прижитых на стороне бастардов, но только двое законных детей – сын Вильгельм и дочь Матильда. На Вильгельма Генрих возлагал большие надежды, однако тот трагически погиб: утонул, переправляясь через ЛаМанш. Вот тогда старый Генрих и объявил, что оставит корону и все земли дочери Матильде. Со времен древних кельтов не бывало, чтобы в Англии правила женщина. А Матильда… К тому времени она уже была вдовой германского императора, позже вышла замуж за графа Джеффри Анжу. По сути для англичан она уже стала иноземкой, и они возроптали, хотя король Генрих ничего не желал слушать. Трижды он заставлял знать присягать на верность императрице Матильде, и трижды его вассалы уступали, опасаясь гнева грозного монарха. И что же? Едва Генрих испустил дух, как трон, в обход прав Матильды, захватил племянник старого короля Стефан Блуаский. Кто бы мог подумать – сам тихоня, а дело состряпал так, что и месяца не прошло со смерти Генриха, как он уже короновался в Вестминстере. И многих устроило, что во главе державы будет стоять мужчина, к тому же свой, проведший большую часть жизни в Англии. Однако Стефан проявил себя негодным монархом: не сумел совладать со знатью и, более того, оказался неспособен организовать отпор, когда в Англии высадилась с войском Матильда. Она прибыла силой вернуть свои права, а Стефан не смог воспрепятствовать вторжению, что привело к междоусобице, длящейся уже тринадцать лет.

Эдмунд слушал излияния Хорсы, не переставая жевать, лишь порой както странно поглядывал на спутника. Наконец, отхлебнув добрый глоток эля, заметил:

– Я чтото не совсем понимаю, благородный Хорса. Конечно, я редко выезжал из МервиллХолла, но не проспал же я все эти годы. И все рассказанное вами известно мне не хуже, чем любому англичанину.

– Молчи! Не перебивай! – рявкнул Хорса, да так грубо, что Эдмунд даже поперхнулся элем и закашлялся.

Склонившись через стол, Хорса услужливо похлопал его по спине.

– Не торопи меня, мой принц. Я начал издалека, однако теперь подхожу к самому главному.

Он уперся локтями в стол; фитиль, плававший в плошке с маслом, осветил фигуру изможденного, усталого человека в поношенной куртке, но в его глазах полыхало такое пламя, что Эдмунд замер, глядя как завороженный.

– Когда Стефан только пришел к власти, он ссылался на то, что король Генрих в последний момент изменил свою волю в его пользу. Он выставил двоих свидетелей, которые якобы присутствовали при кончине Генриха и слышали его слова. Эти двое всю жизнь были заклятыми врагами, а тут просто пели в унисон. Тогда многих это убедило. Эти двое были граф Эдгар и некто Гуго Бигод, рыцарь из свиты короля. Гуго после этого сильно возвысился, добился от Стефана титула графа Норфолкского. А вот прежний граф Норфолка, Эдгар… К егото дочери ты и должен посвататься.

– Что? – переспросил Эдмунд. – Хозяин Гронвуда правил Норфолком?

– Да, был графом во времена Генриха Боклерка.

– Но как вышло, что, оказав Стефану такую услугу, он лишился титула?

– А вот как. Стефан опасался могущества Эдгара, и ему не нужен был столь влиятельный граф саксонского происхождения в мятежном Норфолке. Поэтому он лишил Эдгара титула, хотя оставил ему немало земель, льгот и полномочий. И Эдгар сумел воспользоваться своим положением. Он неимоверно разбогател, получая прибыль с рынков графства, он обладал беспошлинным правом торговли, построил свой флот. Все его начинания были успешны, он обрел небывалое могущество, и даже сам король вынужден был заискивать перед ним. Говорят, королевская казна до сих пор должна гронвудскому барону. Даже тот самый Гуго Бигод, отнявший у Эдгара графский титул и слывущий его недругом, отступал перед ним. Несколько лет назад Бигод хотел примкнуть к восстанию, какое поднял тут разбойный лорд Мандевиль, однако лорд Эдгар сумел собрать такое войско, что потеснил противников. Мятежный Мандевиль пал, а Гуго отступил. Он оценил силу Эдгара, и с тех пор между ними нечто вроде нейтралитета. Ты понимаешь, к чему я клоню? Понимаешь, что сможет сделать для тебя будущий тесть?

Однако Эдмунд не ответил, отвлеченный какимито сторонними звуками, и даже схватил Хорсу за руку.

– Слышите?

С улицы доносился конский топот, крики, визг, подвывание. Для Эдмунда, выросшего в краю непрерывных войн и набегов, эти звуки служили сигналом тревоги, и он положил руку на рукоять меча. Однако Хорса остался спокоен.