Оправдание

Дача имела вид запущенный и жалкий, и отвоевывать ее у природы было так же бессмысленно, как просить за Скалдина или вступаться за рядового Массалитинова с его огромным носом и страдальческим взором. Трава заполонила участок, но в свою очередь сдалась заморозкам и пожухла. Заходить в дом было слишком тяжело, все вещи в нем были слабы и умоляли о защите – но ни для кого нельзя было ничего сделать. Рогов развинтил трубу, перекрыл воду, проверил замок. Все выло, все просило зайти и хотя бы погладить, потрогать, хоть как-то напомнить вещам, что они не забыты, не окончательно брошены, – но себя было жальче. Рогов вспомнил любимую фразу когдатошней своей пассии, девочки с биофака: «Высшие формы жизни имеют предпочтение». Она сама полагала себя высшей формой жизни и потому кинула Рогова очень быстро, а предпочтение получил третьекурсник МГИМО, растоптавший ее так, что она за всю жизнь не собрала костей. Рогов помнил об этом и не любил разговоров о высших формах жизни, но сейчас высшей формой был он, и растравлять себя видом несчастных вещей и пыльных поверхностей не было никаких сил.

Имущество тут было не кретовскому чета – ломаные, сосланные на доживание вещи шестидесятых и семидесятых годов, вообще удивительно хлипкие, хоть и с претензией на изящество, – как, впрочем, и люди тех времен. Рогову было жаль эти предметы и тогда, когда их сюда свозили, и он словно видел их молящие улыбки – мы сгодимся, мы послужим… Теперь, когда в дом за все лето никто не приехал, от них вовсе не было толку, и они должны были окончательно отчаяться. У Рогова не было сил заполнять жилище собственным хилым теплом. Дому предстояла зима, но вещь – она и есть вещь, и летом хозяева приедут снова. Так утешал он себя и свои вещи. Он съел горсть рябины, уже сладкой после первого холода, и подумал, что по-настоящему сейчас хорошо бы выпить, именно и только выпить.

Тут он заметил дым, поднимавшийся из трубы соседнего дома. Кретов еще не уехал. В пустом дачном поселке он остался один, топил печь, ходил в лес, выпивал, вероятно. Рогов постучал, и старик не удивился.

– Чего не приезжали в это лето?

Рогов рассказал про отца.

– Жалко, хороший мужик был, – просто и естественно, как всегда, сказал Кретов. – Что ж, ты теперь за хозяина. Не женился?

– Собираюсь, – признался Рогов.

– Что не привез?

– Да что ей сейчас тут делать…

– Это дело, это дело… Ну, по маленькой?

Кретов брал водку в ближайшем городке, до которого раз в месяц добирался на электричке, покупал сразу много и настаивал – на чесноке, сельдерее, перце. Получавшаяся настойка сочетала в себе выпивку и закуску. Рогов с наслаждением хряпнул стопку и заел венгерским салом.

– Как служилось? Мать вроде говорила – не жаловался?

– Не жаловался, сносно. Я думал – хуже будет…

– То-то. Глаза боятся, руки делают. Не стесняйся, закусывай, я запасся.

Кретов подбрасывал дровец в печку, рассказывал, как один сумасшедший на участке завел двенадцать коз, а Рогов пил, не задумываясь особо, как будет возвращаться. Он водил прилично, дорога была пустая, а выпить ему сейчас требовалось, тем более что погода установилась на редкость промозглая. Добро бы настоящие холода – но они все не наступали, а вместо них стояло серое, сирое не пойми что.

Коротко поговорили о путче, Кретов весь его пересидел на даче, слушая радио, и расспрашивал о подробностях, но Рогов путчем не озаботился. Во-первых, он не выходил из дома, чтобы не пугать мать, а во-вторых, был все-таки историком, уже четверокурсником, и понимал, что из подобной затеи ничего выйти не могло. Шум вокруг августовской победы только раздражал его, а последствия могли оказаться хуже всякого путча – победители получили карт-бланш, о котором не смели и мечтать.

– Вот и я говорю, – удовлетворенно поддакнул Кретов. – Если бы кто сейчас и мог взять власть… да их, верно, не осталось никого.

– Подпольный обком? – спросил Рогов. – Стальная когорта? Золотая рота?

– А ты не смейся. – Старик кряхтя налил себе и ему. – Помнишь, был у нас с тобой разговор насчет того, как нефть делят на фракции?

– Помню. Перед самой армией.

– Так вот. Я объяснял тебе тогда, да ты не врубался. Посадки-то эти для чего нужны были? Ты небось наслушался: армия бесплатных рабов… Нет, голубчик, они бы и на обычных своих местах пахали как бесплатные рабы. Все это, Слава, был один большой фильтр, так я понимаю. И задача его была одна – отфильтровать тех, кто в случае чего и войну отразит, и страну поднимет, и мир завоюет. Прикидываешь?

– Это как же – отфильтровать?

– Да очень просто, милый. Проще не придумаешь.

– Кто выживет, что ли?

– Не-ет, кто выживет – те второй сорт. – Кретов разгладил усы большим пальцем правой руки. – Те жилистые, конечно, крепкие ребята, но они слабину дали – себя оговорили. Им веры мало. Подписал на себя показания, еще пару-тройку человек сдал – и ту-ту, поехал жопой клюкву давить. Эти годятся на исполнителей – максимум. А первый сорт, элита – те, кто ничего на себя не подписал. Ни единого словечка не признал. Не оговорил никого под пытками. Как ему еще было проверить население? Гитлер в Германии вовсю пытает своих, крепчайшие коммунисты ломаются, война неизбежна – как тут разберешь, кто сможет такой махине противостоять? Он и отбирал – жестоко, конечно, но если вдуматься, так способ его был не худший. Нет, не худший.

– Не может этого быть, – сказал Рогов не очень уверенно. – Ведь единицы же выдержали, остальные сломались…

– То-то и оно, что единицы. – Старик поднялся пошуровать в печке. – Единицы, а зачем ему остальные были нужны? Он так и решил для себя: остальных – не жалко. Если они все такие гнилые, с ними не то что светлого будущего, прочного настоящего не построишь. Вот и стал делить на сталь и шлак. Большинство – в лагеря: лучшего недостойны. Он бы всех потихоньку туда переместил. Жили бы, как в Камбодже при Пол Поте. Ты обрати внимание, что он ведь и окружение начал фильтровать: в последние годы под Берию подкапывался, на Молотова орал… Мы-то знали, как он на Девятнадцатом съезде ярился. Передали только официальную его речь, маленькую, – доклад Маленков делал, – а он потом на закрытом совещании еще три часа говорил! В семьдесят-то лет, прикинь… Он потому и тасовал их как хотел. Ягоду снял, расстрелял. Ежова снял, расстрелял. Берию не успел.

Конец ознакомительного фрагмента.

Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.

Смотрите другие книги, где автором является Быков Дмитрий Львович

А вообще вы любите жанр Прочая литература, так как читали уже вот столько книги: 1