Песок времени

Прохор достал сигарету, раскурил и поднес к губам Кая.

— Вдохни воздух через нее. Попробуй.

Как и тогда, в подвале, когда Прохор протягивал ему рюмку с водкой, он, не колеблясь, сделал то, что сказал его друг. Он втянул в себя воздух, вернее, дым. Сразу закашлял, в глазах защипало.

Пока он откашливался, Прохор держал его за плечи, сам покуривая сигарету и дожидаясь, пока Кай придет в норму.

— Давай продолжим, — Прохор опять поднес сигарету к его губам. Кай взял сигарету и затянулся, но уже не так сильно. Вышло уже лучше. Кашля не было. Выпустил дым из себя.

— Понравилось? — спросил Прохор, убирая руку с его плеча.

— Еще не знаю.

С это дня он стал покуривать, так и не понимая, что, собственно, должно понравиться и вообще в чем смысл данного действия — втягивать в себя дым, а потом выдыхать его.

Однажды, после очень сильного скандала с родителями, он ушел в сад. Была зима. Тихо падали снежинки с звездного неба. Кай пытался понять, почему с чистого звездного неба падают ему на лицо снежинки. Они таяли на его щеках, оставляя следы, как от слез. Но это были не слезы, он больше не плакал — он поклялся, что больше не будет плакать. Глаза его были сухи, вот только снежинки катились по щекам, оставляя мокрые дорожки. Кай смотрел в небо и задавал пространству тьмы над собой всего один вопрос:

«Ну почему они меня не любят?»

Ему опять объясняли, что они ждут от своего сына, как он должен жить и что сейчас он живет неправильно — но они добьются своего, они не позволят опозорить их род. Все в их роду военные — и их сын должен это полюбить и жить ради этого, чтобы служить на благо Родины!

Когда он сказал, что на благо Родины можно и просто работать или, например, заниматься наукой, его еще час позорили его девичьими замашками, а не выбором настоящего мужчины. А Кай, только начиная изучать химию, понял, что это — страсть его жизни. Ни одну науку он так не любил, как химию. Он и не подозревал, что рядом с ним существует параллельный мир — мир атомов, микроэлементов и еще всего, что только начинал узнавать. Это его захватило с головой, и тогда он понял, что его интересует в этой жизни. Он хочет стать ученым. Это его мечта.

Сказав о своей мечте самым близким ему людям, он открыл им свою душу и в результате получил столько на свою голову. Как больно, когда твоя семья тебя не понимает.

«Его семья» — все это становилось лишь пустым словом, суть этого слова уже давно растворилось.

Кай убрал руки в карманы. Рука нащупала пачку сигарет. Было холодно, пальцы мерзли и немели, но холод физический был не так силен по сравнению с холодом внутри. Ему захотелось увидеть тепло — маленький огонечек на конце сигареты. Чиркнув зажигалкой, он закурил. Теплый дым заполнил легкие. Огонек сигареты мерцал на фоне белого холодного снега. Над ним простиралось огромное небо с мириадами маленьких холодных звездочек. Но сейчас ему стало тепло. Тепло от этого огонька, оно согрело его в этом мертвом не принимающем его пространстве.

Так и шла их жизнь. Кай приходил к Прохору, когда мог, и был с ними, пока его опять не запирали дома. Прохор активно пробивался в этой жизни, объединяя вокруг себя все больше молодых людей, готовых быть с ним.

***

Еще когда они не переехали из подвала, произошел случай, после которого к Каю стали относиться с еще большим уважением. Их банда залезла по осени в закрытый дачниками до весны домик. Им было нечего есть, и они знали, что в таких домах всегда есть крупы, консервы и закрутки банок с огурцами и помидорами. Попасть в такой домик — это пол зимы провести не голодая. И они совершили такую акцию. Взломав замки, проникли внутрь. Копошась внутри дома, они услышали звук подъезжающей машины. Машина встала прямо у единственного входа в дом — только отсюда они могли выйти. В доме окна были плотно забиты ставнями — это была ловушка. Зажегся свет, вошли пожилой мужчина и женщина. По их характерной внешности Кай сразу понял, что это японцы. Видно, они снимали этот дом для проживания за городом не только на лето, но и на осень. При включенном свете ребята увидели камин и достаточно хорошо обставленный интерьер помещения.

Прохор приготовился к драке. Кай понимал: Прохор пойдет на все. Ребята замерли тоже в боевой готовности, ожидая его команды. Пожилая пара застыла в удивлении, не ожидая увидеть здесь их. И тогда он поздоровался с вошедшими на японском языке, учтиво поклонившись в традиционном для Японии поклоне.

Ему ответил мужчина, так же на японском. Между ними завязался разговор.

Все стояли, не двигаясь.

Затем Кай обернулся к Прохору и сказал, что они могут взять еду, какая им нужна и уходить. Просто уходить. Потому что хозяину дома не жалко поделиться с ними едой, раз они в ней нуждаются.

Ребята молча дособирали сумки и вышли.

Кай попрощался, опять учтиво поклонился и вышел вместе с Прохором.

Идя по темным холодным улицам к подвалу, его стали наперебой расспрашивать, на каком языке он говорил, откуда он знает язык и что ему отвечал мужчина? Кай спокойно ответил, что это японский, что изучает этот язык, а пожилой мужчина коренной японец, и там не принято отказывать в еде нуждающимся.

— И какой язык ты еще знаешь? — с издевкой спросил рядом идущий парнишка.

— Много разных.

Прохор остановился и, развернув Кая за плечи к себе, строго произнес:

— Почему ты это скрывал от меня?! Я должен знать все о своих людях, тем более, о тебе! А ты скрыл это! — Прохор тряхонул его за плечи, а поскольку он был выше, то сейчас Кай стоял на цыпочках, так крепко держал его Прохор.

— Кроме японского я знаю английский и французский. Сейчас изучаю немецкий и еще арабский начал изучать… — смутившись, тихо проговорил он, — отпусти меня, пожалуйста, мне больно.

Только теперь Прохор понял, что держит своего друга мертвой хваткой за плечи практически над землей. Он разжал руки.

Кай отступил от него.

— А ты думал, чем я занимаюсь, когда меня дома запирают? И еще я петь могу, — зло бросил он на такой допрос Прохора.

Они молча пошли в сторону подвала. Прохор догнал Кая, который шел, насупившись, и молчал, и обнял его за плечи.

— Обиделся? Да ладно! Не обижайся. Так почему ты мне раньше этого не говорил?

— Не хотел выделяться — и так меня считают все другим.

— Ты всегда будешь другой, не как они. И они всегда все тебе будут завидовать. Привыкай к этому.

— А ты? — он остановился и посмотрел Прохору в глаза.

— Ты ведь не говорил мне это — боялся меня обидеть? — Кай отвел глаза, — глупенький, я горжусь тобой!

Они пошли догонять ушедших вперед их товарищей.

— Ну а теперь, поделись секретом, как тебе удалось столько языков выучить? — на ходу спросил Прохор.

— Ты же знаешь, у нас живет японец, друг отца. Я на японском говорить стал раньше, чем на русском, — Кай улыбнулся, вспоминая свое детство. — Мама не занималась моим воспитанием, они наняли для меня гувернантку — француженку. У нее предки из белогвардейцев, бежавших из России в революцию. Она не только французскому обучает, но и манерам, этикету. Знаешь, какая она строгая? Вилку за столом не ту возьмешь — по пальцам указкой лупит, — он увидел удивление на лице Прохора, — а английский — так у отца постоянно гости, все иностранцы, я уже привык, что у нас в доме на английском больше разговаривают, чем на русском.

— А немецкий, арабский?

— На немецком отец настоял, сказал, это в моей профессии пригодится. А арабский мне самому нравится, да и родители только за, считая, что знание мусульманского языка мне тоже пригодится.

Прохор не стал больше спрашивать ни о чем своего друга, он действительно гордился им и был рад, что его друг такой неординарный и талантливый.

Вечером, после роскошного ужина, Прохор торжественно объявил всем, что Кай сейчас будет петь. Кай гневно посмотрел на него.

— Что ты так на меня зыркаешь?! Ты же сам сказал, что еще и поешь. Я уже столько тебя знаю и еще ни разу не слышал, чтобы ты пел, и пацаны тоже, — Прохор говорил все это спокойно, видя, как его друг «кипит», — братва, где гитара?