Страница 11 из 73
14 октября 1953
Платон
Не допускать в республику поэтов, Сынов лукавой музыкальной лжи, Они влекут нас за пределы света, За тесные земные рубежи, В запретный мир идей первоначальных, В пронизанный благим сияньем день. Наш косный мир, неясный и печальный, Лишь тень оттуда, сумрачная тень. Мы — искаженье красоты предвечной, Мы — отзвук грубой музыки высот. И нас туда влечет поэт беспечный, Где сам — бессильный — гибель обретет. Мы двойственность навеки возвеличим, Два мира воедино не сольем. Стремление законом ограничим И усмирим и мерой, и числом. Мятежным чувством, мыслью опьяненной, Гармонией опасной ярких слов Мы не нарушим грозного закона О вечном разделении миров.26 октября 1953
Кромвель
I По господнему соизволению Поднял меч я, жалкий пивовар. Двор погряз и в роскоши, и в лени, А король — язычник Валтасар. Он — развратный, алчный, и ничтожный. Лживый, и коварный, и пустой. А народ английский — ниву божью — Косит смерть жестокою косой. Пьют крестьяне воду вместо пива, Не имеют хлеба для детей. Против казни знати нечестивой Поднял меч я, новый Маккавей. Учат нас библейские страницы: Каждый царь погубит свой народ. Юношей привяжет к колесницам, Дев невинных в рабство уведет. А во имя бога и закона Совершу я с верой подвиг свой. Отниму у короля корону Вместе с королевской головой. II И вот она лежит передо мною Здесь, на этой бархатной подушке, Камнями драгоценными горит, Подобная затейливой игрушке. Народ мой мне оказывает честь, Вот почему корона эта здесь. Свобода, ты сурова. И земля Английская вновь жаждет короля. Помазанником буду, и мой род Династией станет очень громкой, Пока не поведут на эшафот, Подобно Карлу, моего потомка. Что было, то и будет. Ничего Нет нового под солнцем нашим жгучим. Я испытал паденье, торжество, Народ я сделал гордым и могучим. Я вас, неблагодарные купцы, Обогатил и быстро, и нежданно. И ваши корабли во все концы С товарами идут по океанам. Республику построить я сумел По указанью бога и пророков. Но только чернь насытить не успел И за бунты карал ее жестоко. Я хлеб всем обещал. И верил я, Что обещанье выполню я свято. Но содрогалась родина моя В борьбе междоусобной и проклятой. Изменница Шотландия. За ней Ирландские презренные паписты Терзали плоть республики моей Рукою дерзновенной и нечистой. Народ о хлебе день и ночь молил. И этот хлеб я обещал народу, Когда я молод был и полон сил, Когда я завоевывал свободу. Страшись перед народом открывать Бессилья и сомнения глубины. Правитель должен для народа быть Могучим, мудрым, как господь единый. И голодала чернь. И оттого Бросалась в бунт бессмысленно и тупо. В сознанье назначенья моего Я чернь казнил и проходил по трупам. И для тебя, английская земля, Я снова преступил бы, вдвое-втрое, И вот награда: Карла короля Передо мной наследье роковое. Бедняга Карл, язычник Валтасар, Твою окровавленную корону Отвергну я, сварливый пивовар, — Меня не выдержат ступени трона. Корону эту на себя другой, Глупец самонадеянный, возложит. Грядущее и труд, и подвиг мой, Наверно, опорочит мелкой ложью, Что от короны отказался я, Как жалкий трус, боясь неверной черни. О да! Любила власть душа моя, Но не страшилась пыток, мук и терний.Осень 1953
«В коллективной яме, без гробницы…»
В коллективной яме, без гробницы, Я закончу жизненный свой путь. Полустертые мои страницы, Может быть, отыщет кто-нибудь. И придется чудаку по нраву Едкость злых, царапающих строк, И решит он: — Вот достойный славы Полугений и полупророк. А по окончаниям глагольным Я скажу, что то была — она-, Беспокойна, вечно недовольна И умом терзающим умна. Пусть ученики мои обрыщут Все заброшенные чердаки, И они, надеюсь я, отыщут Письмена загадочной руки. И найдут, разрывши хлам бумажный, Очень много всякой чепухи. И к моим грехам припишут важно И чужие скучные грехи. Уж они сумеют постараться, В поученье людям и себе, Написать десятки диссертаций О моей заглохнувшей судьбе. Педантично, страстно и дотошно Наплодят гипотез всяких тьму, Так что в общей яме станет тошно, Станет тошно праху моему. За таинственное преступленье — Кто из нас проникнет в эту тьму? — Поэтессу нашу, к сожаленью, В каторжную бросили тюрьму, Нет нигде малейшего намека, Что она свершила и зачем. Верно, преступленье столь жестоко, Что пришлось бы содрогнуться всем. А в тюрьме ее, как видно, били (Это мненье частное мое), Но ученики ее любили, Чтили почитатели ее. Вывод из отрывка номер восемь: Спас ее какой-то меценат. Но установить не удалось нам Обстоятельств всех и точных дат. И в дальнейшем (там же) есть пробелы, Нам гадать придется много лет: За какое сумрачное дело Пострадал блистательный поэт. Не поэт — простите! — поэтесса! Впрочем, если углубиться в суть, То и здесь какая-то завеса К истине нам преграждает путь. Едкий ум, не знающий пощады, О, коллеги, не мужской ли ум? О, душа, отмеченная хладом, Нрав сухой и жгучий, как самум. С женственною это все не схоже. Факты надо! Факты нам на стол! А когда мы факты приумножим, Мы определим лицо и пол. Сколько здесь волнующих моментов, Сколько завлекательнейших тем! В поиски! Ловите документы, Строчки прозы, писем и поэм! Кажется, поэт достиг предела Творчества, и славы, и годов. И за честь покоить его тело Спорили десятки городов. Но его похоронила втайне Прозелитов преданных толпа. Их вела по городской окрайне К месту погребения тропа. Ночь их звездным трауром покрыла, Пламенели факелы в пути… Только знаменитую могилу До сих пор не можем мы найти. Тут с негодованьем мои кости О чужие кости застучат: — Я лежу на северном погосте. Лжешь постыдно, наглый кандидат. Знаю, что на доктора ты метишь, С важностью цитатами звеня. Но в твоем паршивом винегрете Мой читатель не найдет меня. В пол мужской за гробом записали… Я всегда, всю жизнь была она. Меценатов к черту! Не спасали Меценаты в наши времена. И учеников я не имела, И никто в тюрьме меня не бил, И за самое смешное дело Смехотворный суд меня судил. Я жила средь молодежи глупой И среди помешанных старух. От тюремного пустого супа Угасали плоть моя и дух. Факельное шествие к могиле — Выдумка бездарная твоя. В яму коллективную свалили Пятерых, таких же, как и я.