Шахнаме. Том 1

[БИТВА БАРМАНА С КОБАДОМ] Лишь только заря поднялась из-за гор, Достиг Дехестана туранский дозор. Две рати готовы в сраженье идти, 8990 Лишь два между ними фарсанга пути.[277] Окликнул дозорных туранец Барман — Рассеялся вмиг их дремоты дурман. Помчался он, вражеский стан обозрел, Новзера державный шатер рассмотрел, Затем, воротившись к вождю своему, О рати и ставке поведал ему. И молвил: «Скажи, проницательный вождь, Доколе таить нам отвагу и мощь? Коль царь мне дозволит, сражаться пойду, 9000 Как яростный лев, на врагов нападу. Пусть хватку они испытают мою, Поймут, что меня не осилить в бою». Сказал Агрирес, прозорлив, как всегда: «Коль в битве Бармана постигнет беда, Турана воители духом падут, И нам торжества не достанется тут. Пусть вышлет безвестного витязя рать, Чтоб после нам пальцев и губ не кусать». Покрылся морщинами лоб у вождя. 9010 Позорною речь Агриреса найдя, В сердцах поспешил он Барману сказать: «Натягивай панцирь да лук свой наладь! В сраженьи рассеешь ты вражьи ряды, И пальцы кусать нам не будет нужды». Помчался Барман, бросил вызов главе Иранцев, Карену из рода Каве: «Кого ты из войска Новзера-царя Пошлешь против нашего богатыря? Карен посмотрел па могучих бойцов — 9020 Никто не ответил на вражеский зов. Родной его только откликнулся брат, В боях поседелый отважный Кобад. От речи Кобада душой закипев, Нахмурился вождь, обуял его гнев. Невольные слезы лились из очей; И гнев был уместен! Меж стольких мужей, Воителей мощных в расцвете годов, Один только старец сражаться готов. Карен опечален, душой уязвлен, 9030 К седому бойцу обращается он: «О славный, в преклонные годы твои Не время ль забыть удалые бои! Тебе ль состязаться с бойцом, как Барман. Который удачлив, и молод, и рьян, В чьем сердце отвага свирепого льва, Чья к солнцу возносится гордо глава! Ты — мудрый старейшина рати большой, Наш царь на тебя уповает душой. И если седины свои обагришь, 9040 Ты витязей наших надежды лишишь». Послушай, что молвил Карену в ответ Воитель испытанный, видевший свет. Сказал в назидание старый Кобад: «Дарами небес я и так уж богат. Знай, брат мой, для смерти мы все рождены. Шеломы пристали героям войны. Еще со времен Менучехра-царя Сей день я предвидел, душою горя. Живым вознесешься ль в небесную твердь? 9050 Ведь всех настигает охотница-смерть. Один поражен смертоносным мечом В день схватки военной, кипящей ключом; Клинку достается его голова, Труп — коршунам алчным иль ярости льва. На ложе другой умирает в свой срок, Но все оставляют сей бренный чертог. Пусть ныне простор я покину земной — Жив, мощи исполненный, брат мой родной. По-царски зато схороните меня, 9060 Когда я паду, вспомяните меня; Мне мускусом, влагою роз, камфарой Главу умастив, прах безжизненный мой Сокройте в гробу, и пребудьте сильны, В Творца правосудного верой полны!» Так молвив, копье свое выставил он И ринулся в бой, словно яростный слон. Воителю крикнул могучий Барман: «Самою судьбою ты в жертву мне дан! Отсель не вернешься: теченьем времен 9070 Ты в битве неравной давно побежден». На это Барману ответил Кобад: «Мне небом отпущено вдоволь наград. Кто знает, где гибель готовит нам рок: До срока порою подходит наш срок». Сказал и пустил вороного коня, В груди не гася боевого огня. Покуда земля не окуталась мглой, Шла битва: брал верх то один, то другой. Победу Барман одержал, наконец; 9080 Как вихрь, налетел на Кобада боец, Секирою острой в бедро поразил Воителя кровью траву оросил. И рухнул с коня ратоборец седой, Подобный царям величавый герой. Туранец же, ликом от гордости ал, Коня к Афрасьябу немедля погнал. И тот одарил его щедрой рукой, Как царь одарить бы не мог никакой. Увидя, что пал в поединке Кобад, 9090 В бой ринулся мщения жаждущий брат. Подобно морям, рать на рать понеслась[278]. Ты скажешь, под ними земля затряслась. Помчался Карен, что степной ураган, Навстречу ему — Герсивез-великан. Гул, ржанье коней, тучей пыль взметена: Днем солнце тускнеет, а ночью — луна. Подобно алмазам, блистают мечи, И копья, от крови людской горячи, Сверкают во мгле, словно перья орла, 9100 Что ярким багрянцем заря облила. Уж стон барабана среди облаков, А влага багряная — в сердце клинков. Куда ни направит Карен скакуна — Мечом, словно молнией, степь зажжена. Льют струи кораллов алмазы-мечи, То жизни людские, то крови ручьи. Карена дела увидав, Афрасьяб Рать новую двинул, в нем дух не ослаб. До ночи, спустившейся с горных вершин, 9110 Сражаться боец не устал ни один. Во мраке ночном к Дехестану опять Карен-предводитель привел свою рать. К новзеровой ставке направился он, В нем гибелью брата был дух омрачен. Лишь царь увидал его, слезы рекой Излил он из глаз, позабывших покой. Сказал: «Даже витязя Сама уход Мне скорбью подобною сердце не рвет. Как луч, да сияет Кобада душа! 9120 Ты ж славься, деянья благие верша! Таков уж на свете обычай и лад: День — радостный ходишь, день — грустью объят. Для всех лишь одна колыбель у земли: Могила. Мы смерть одолеть не смогли». Вождь молвил: «Бойцом сотворил меня рок, Себя от рожденья на смерть я обрек. В шлем ратный меня Феридун облачил, Когда за Иреджа мне мстить поручил. Еще опоясан могучий мой стан, 9130 Еще мне верны и булат и аркан. Брат умер, столь мудрый и праведный муж, Идет моя жизнь к завершенью тому ж. Ты жив будь и здрав!.. Ныне в жарком бою Теснил сын Пешенга дружину твою. Сначала его поредела орда, В бой свежие силы он бросил тогда. С тяжелой рогатой моей булавой Меня увидав, устремился он в бой. Вплотную приблизившись, глянул в упор 9140 И к взорам своим приковал он мой взор. В глазах у меня помутилось — такой Опутал он силой меня колдовской. Тут ночь опустилась, черна, глубока, Разить булавой утомилась рука; Окутали тучи ночной небосвод; Сказал бы, конец мирозданья грядет. И стала уже непроглядною мгла, И рать утомленная с поля ушла». вернуться

277

Фарсанг — иначе фарсах — мера длины, равная расстоянию, проходимому за час пути (в среднем 5—7 км).

вернуться

278

В подлиннике: до лашкар бесан-е до дарйайе чин — Два войска, подобно двум морям Чин.