Страница 59 из 73
- Все это фантазия, - сказала Лена. - Я ничего в природе красивого не вижу, равно как и в жизни.
Дальше начинался маленький хуторок или приселок Плаюц, где ютились по небольшим склонам гор маленькие домики, в которых обитают румыны. Их точно так же обкорнала советская власть, как и всех остальных, и они смирились. Только мужчин нигде не видно: они все разъехались на заработки.
20
Путники поднялись на горку, вернее на уступ большой горы, где была прекрасная полянка, покрытая буйной травой. Здесь расстелили одеяло, достали закуску и, не снимая одежды, расселись вокруг стола.
- Я хлеб забыла, - заявила Лена. - Придется идти за хлебом. Я через час вернусь, надеюсь, вам тут скучно не будет, правда Женя? Мне кажется, ты на седьмом небе от счастья. Отправил жену и блаженствуешь. Все вы, мужики такие. Вот и выходи после этого замуж, рожай вам детей. И твой муженек, - она повернула голову к Люде, - возможно, сейчас, с какой-нибудь блондинкой воркует, а вечером нежное письмо тебе сядет сочинять. Не верь ему.
Лена взяла авоську и скрылась, оставив Женю наедине с Людой.
Какой-то страх нахлынул на Женю, он не знал о чем говорить, что говорить, как вести себя с Людой наедине, у него пропал дар речи.
- Что загрустил? - выручила Люда, и лицо ее озарилось светлой улыбкой. Женя вздрогнул, словно его пронзило током.
- Мы одни...я не знаю, как вести себя, что говорить...боюсь испортить все...
- Что испортить? что? - живо спросила Люда.
- Вы мне так нравитесь...; никогда никто мне так не нравился...никогда.
- Мой милый, ты мне тоже нравишься. Я, как только тебя увидела, так сразу решила: мой! Я не ошиблась? Скажи, не ошиблась я? Ты только мой и всегда будешь моим? Я тебя никому-никому не отдам! У тебя глаза, как у Ленского. В прошлом году я слушала оперу "Евгений Онегин" в Большом театре в Москве. Мне понравился Ленский. Ты чем-то похож на него...
У Вити от этих слов стала кружиться голова. Он готов был покрыть ее тело поцелуями с пят до макушки, но из кустов, уже с другой стороны, как злой гений появилась Лена. Она часто и глубоко дышала, вероятно, бежала туда и обратно, да еще и караулила и как безумная рвалась, чтобы стать клином между Людой и Женей.
- Что так быстро? Ты что стометровку сдавала? - спросил Женя.
- Я заняла хлеб в ближайшем доме, - сухо ответила Лена, - меня здесь все знают. Вы слишком увлеклись друг другом, это видно на расстоянии. Люди за грибами ходят, увидят вас, разговоры пойдут, авторитет ваш подмочат.
- А мы обнажимся назло всем, - сказала Люда, снимая платье.
- Я купальник не взяла, - сказала Лена, - я так посижу.
Люда сняла платье, осталась в открытом купальнике. Она знала, что у нее красивая фигура, и Женя наверняка оценит это. Он последовал ее примеру. Лежа на спине, она склонила голову ему на грудь, а он наклонился к ее уху, и тихо сказал:
- Люда, ты божество, я люблю тебя, я безумно люблю тебя, ты можешь мне не верить, это не имеет значения. Спасибо, что ты есть на свете. Уже этим ты принесла мне счастье. Я так счастлив!
- Что вы там шепчетесь? - спросила Лена. - Нехорошо. Надо все говорить вслух.
- Если бы ты отправилась домой за хлебом, а не пряталась в кустах, я бы наверняка сказал вслух, а так...
- Да Женя предлагает подняться в горы, а я не хочу, мне лень, - солгала Люда, крепко сжимая его руку.
- И правильно. Нечего по горам шастать, одежду рвать. Скоро уже возвращаться пора.
- Если ты торопишься - можешь идти, мы еще побудем здесь, - сказал Женя.
- Я не могу оставить Люду наедине с тобой.
- Почему?
- Потому что кончается на "у". Вы оба слишком увлекаетесь, а это опасно.
- Ладно, - вздохнула Люда, - пришли втроем и уйдем втроем, что теперь делать?
Она поняла, что допустила ошибку, пригласив Лену на этот пикник. Лена была не только нежелательным свидетелем их зарождающейся, но еще не успевший окрепнуть люби, но и завистливой сплетницей, наполненной желчью, а возможно и местью за свою внешнюю скромность, неустроенность и за то, что Женя никогда не подавал ей никаких признаков надежды. Лена в тот же вечер пошла по селу с длинным до колен языком, рассказывала всем, как Женя с Людой, в ее присутствии, целовались, и он гладил ее по всем местам, а она визжала от удовольствия.
В понедельник, когда Люда вышла на работу, добрые старушки стали приходить, жалеть ее:
- Что ж ты, миленькая, с женатым человеком путаешься? нехорошо это. У тебя афторитет оченно высокий, не снижай его. Потерпи маненько: муж из армии вернется, обнимать, целовать будет вволю. А чужой муж есть чужой. Жена вернется - шкандал устроить, а то и глаза выцарапает. Сказывают, она дочь енерала, бойкая такая, за словом в карман не лезет, позорить начнет. Нужно ли тебе такое, красавица ты наша?
- А что я такого сделала?- спокойно спросила Люда.
- Да ничего такого преступного, просто, сказывают, вы оба голенькие были, целовались, миловались, а это великий грех; лежали в обнимку и ен тебя за попку лапал, а ты верещала со смеху, а может, на радостях. Люди за грибами ходили: вас видели.
- Ложь все это, мы втроем были. Что тут такого? Пусть Лена сама скажет, - выпалила Люда.
- Так-то оно, так, но Лена грит: сама видела, как вы недостойно вели себя.