Страница 64 из 73
- Анечка, побудь немного внизу, этот хулиган задрал на мне юбку и связал в узел за спиной. Я сейчас приведу себя в порядок, позову тебя, - сказала Люда слабым голосом, надевая шелковые трусики. - Ну, пусти, как не стыдно! что это за гостеприимство, я делаю тебе выговор. Аня, поднимайся к нам, и давай отлупим его, как следует, чтоб он не занимался хулиганством.
Аня поднялась по деревянной лестнице, села напротив и улыбнулась. Она все поняла. Слишком яркий цвет лица был у того и другого, слишком ласково они поглядывали друг на друга, выражая бесконечную благодарность за минутное, но яркое, испепеляющее счастье, которое никто в мире не может доставить, кроме человека.
Женя блаженно лежал на спине, закинув руки за голову. Глаза его были прикованы к Люде и выражали восторг.
- Аня, а, правда, у него глаза хороши? Ты только посмотри внимательно! - говорила Люда, не отдавая отчета своим словам. - Как жаль, что мы не свободны.
Аня молчала, в рот воды набрав. Вдруг послышался голос матери.
- Иди, сынок, помоги мне! Уж больно долго вы там находитесь, что вы там делаете, чем занимаетесь? Что люди скажут? нехорошо это.
Женя сделал вид, что не слышит, и не пошевелился. Мать вскоре пришла сама, открыла дверь, поднялась по лестнице. В лице была тревога, смущение, растерянность.
- Тэтко, - сказала Люда на местном диалекте, - извините нас. Мы пришли на черешни. Ваш сын пригласил нас сюда отдохнуть с дороги, мы здесь втроем, ничего плохого мы не делаем, не думайте.
Голос у нее был сочный, уверенный, щедрый.
- Еще не хватало, чтоб вы тут занимались непотребными делами. У вас у обеих - семьи. Муж должен находиться при жене, а жена при муже. У тебя тоже муж, дочка. Ты тащи его на сеновал, а не моего сына: у него своя семья.
- Вы ошибаетесь, - попробовала возразить Люда, но осеклась.
- Нам пора, - сказала Аня. - Мать Жени права. Нечего нам тут делать.
- Да, да, здесь нечего, а вот если вы хотите черешен покушать - пожалуйста, там осталось одно дерево, полезайте, набирайте, мне не жалко, - сказала хозяйка и стала спускаться по лестнице. За ней спустилась и Аня.
- Ну вот, мы уже морально разложившиеся личности, - с грустью шепнула Люда. - Но, все равно... приходи ко мне сегодня вечером, я буду ждать тебя. Непременно приходи.
- Как только стемнеет, - сказал Женя.
Как только они ушли, мать начала выговаривать сыну:
- Негоже, сынок, при живой жене, с другими бабами якшаться, Бог не простит. Твой отец никогда бы так не поступил. Ты думаешь эта сучка лучше твоей суры? Да она бл... это сразу видно. Разве порядочная женщина приперлась бы к чужому мужику посреди бела дня, чтобы утащить его на сеновал и поганиться? А, может, ты их вдвоем, по очереди обрабатывал?
- Мать, прошу тебя, не надо. Я сам как-нибудь разберусь, что к чему и кто чего стоит, - произнес Женя, краснея от злости.
- Ну, как знаешь. Я тебе только добра желаю, я вижу: тебе эти сучки нужны. Твоя Зоя - жидовка, а эта врачиха тоже на нее смахивает. Разве мало своих в родном селе? Разводись, женись на нашей девушке, и будешь жить спокойно. Наши - работящие, по сеновалам к чужим мужикам не лазят. Эх, сынок, ученый ты дюже стал, а жить еще не научился.
23
Она плотно зашторила окна, проверила замок на дверях, а потом зажгла тоненькую свечу.
- Ты безусловна права, - сказал Женя, усаживаясь к накрытому столу и разливая вино по бокалам. - Но...будем выше всего этого. Кто нас судит? Судьи - кто? Кроме того, любовь требует жертв. Я готов отдать жизнь за любовь к тебе, а деревенские пересуды для меня ничего не значат, все равно, что муха слону.
- Я не могу так, - сказала она, обнимая и как-то судорожно прижимаясь к нему.
- Дорогая моя, несравненная моя, давай хоть на сегодня попытайся забыть об этом. Мы вместе и это прекрасно. Возьми, подкрепись, потом пойдем, согреемся немного, а там приступим к обсуждению появившихся проблем.
- Да, да, я так тебя ждала...Видишь, я даже халатик не застегнула, и на мне ничего нет, - сказала она, впиваясь ему в губы и запуская руку за брючной ремень. - Ну вот, он уже как штык...покажи мне его, ты и сам не знаешь, какая это прелесть. Как бы хорошо было, если бы мы срослись...
- Мы уже срослись, - сказал он, но она ничего не слышала, проваливаясь куда-то в бездонное пространство и, издавая слабые нечленораздельные звуки земного блаженства, которые можно постичь только в молодости, находясь без ума от любви.
- А теперь к столу! - сказала она спустя некоторое время. - Я хочу есть, хочу вина и опять тебя. Мне кажется, я не насыщусь тобой, а хочу насытиться...на всю оставшуюся жизнь. Я не поеду к бабушке, как планировала раньше, а ты не возвращайся к Зое. Уедем хотя бы на месяц на море, у меня отпуск, побудем вместе этот месяц, а там решим, что делать дальше.
- Напиши бабушке письмо.
- А что писать, о чем писать?
- Нет, я не стану читать чужие письма.
- И что же мне ей написать? что люблю, а ее забыла? что он чужой муж?
- Люда, о чем ты говоришь? Да если хочешь знать, я почти твой раб, ты поработила меня в постели, я не стыжусь тебе в этом признаться. Ты необычная женщина, не похожа на всех остальных, - откуда ты, кто ты такая, объясни мне, если можешь. Таких, как ты я еще не встречал в своей жизни. Недаром какой-то солдат пишет тебе по два письма в день. Даже если наша страсть угаснет через десять-двадцать лет, в тебе так много добра, порядочности - на всю жизнь хватит. Где еще такое найдешь?