Страница 15 из 76
Скучный фильм.
«Мы видели, что Мaрия Пaвловнa совсем не любит своего женихa и что свaдьбa этa является политической сделкой. Мы были уверены в этом, ибо незадолго до брачной церемонии присутствовaли также при благословении невесты посaженной мaтерью — имперaтрицей Алексaндрой Фёдоровной. Крепившaяся до тех пор Мaрия Павловна, стоя нa коленях перед императрицей, горько рaзрыдалась, нарушив этикет и торжественность церемонии. Мы были тaк взволнованы этой сценой, что сами едва сдерживaли подступaвшие слёзы.
"Потонувший мир. Очерки прошлого", Н.В. Воронович»
«30 апреля (12 мая) 1888 года Маргарет Миклухо-Маклай была принята в Гатчине императрицей Марией Фёдоровной, которая передала глубокие соболезнования от имени императора и своего собственного. Узнав, что вдова собирается вернуться в Сидней, императрица дала ей обещание, что проезд в Австралию будет оплачен и в дальнейшем дети русского путешественника не будут оставлены на произвол судьбы. Действительно, Александр III назначил вдове пожизненную пенсию в 5000 руб (350 фунтов) в год, которая выплачивалась через русского консула. Пенсию перечисляли вплоть до конца 1917 года, когда Австралия отказалась признавать РСФСР. Лето (с 18 мая по 26 августа) 1888 года вдова с детьми провели в Малине, где Маргарет впервые познакомилась с матерью своего покойного супруга и с Александром Мещерским, ставшим бессарабским помещиком. 31 августа Маргарет с детьми вернулась в Петербург, где деятельно занялась изданием трудов Миклухо-Маклая, но при этом сожгла часть бумаг, преимущественно личных писем и дневников. В середине сентября вдова передала бо́льшую часть оставшихся рукописей в РГО. 23 сентября она покинула Петербург и уехала в Лондон, в конце декабря вернулась в Австралию. Маргарет надолго пережила Николая Николаевича: 7 января 1936 года в газете The Sydney Morning Herald появилась заметка о кончине «баронессы де Миклухо-Маклай» в новогодние дни»
«Как сообщал Б. Хаген, собиравший в конце XIX века воспоминания папуасов о Н. Н. Миклухо-Маклае, прибытие его на корабле было воспринято местными жителями как конец света, но ничего особенного не произошло. Когда островитяне увидели, что к ним прибыл белокожий человек, они вначале даже обрадовались, так как подумали, что вернулся Ротей — их великий предок. Многие мужчины направились в лодках к кораблю, чтобы поднести ему подарки. На корабле их хорошо приняли и тоже одарили. Но на обратном пути к берегу вдруг раздался пушечный выстрел — команда корабля отсалютовала в честь своего прибытия. Со страха люди выпрыгнули из лодок, бросили свои подарки и вплавь пустились к берегу. Поджидавшим их возвращения они заявили, что прибыл не Ротей, а злой дух Бука. В мифологии Берега Маклая и в течение XX века существовал образ Н. Н. Миклухо-Маклая, но он сложнее представлений о культурном герое, поскольку содержал верование о «белом папуасе» как о далёком предке. Советская этнографическая экспедиция 1971 года столкнулась с верой папуасов в Маклая в рамках карго-культа. Когда члены экспедиции прибыли в деревню Бонгу, сопровождавший их представитель местной администрации в первый же день настоятельно попросил советских учёных не ходить группами на мыс Гарагаси (там установлена мемориальная плита в память о пребывании Н. Н. Миклухо-Маклая в 1871—1872 годах), а главное — не устраивать вблизи неё никаких торжественных церемоний. Он предупредил, что папуасы могут истолковать такие церемонии в свете идей карго-культа: люди подумают, что под плитой зарыты присланные им товары и начнут здесь раскопки. По мнению А. В. Туторского, предания о Миклухо-Маклае глубоко укоренились в культуре папуасов и составили значимый пласт мифологии. В связи с трансформацией традиционной культуры и мировззрения этот мифологический пласт имеет тенденцию к расширению. Образ Миклухо-Маклая в мифах не совпадает с тем, который представлен в его дневниковых записях, хотя ещё в 1970-е годы было отмечено влияние печатных текстов на мифотворчество о Маклае. В известной степени образ Н. Н. Миклухо-Маклая олицетворяет для папуасов европейскую цивилизаци.»
«Известен также как защитник коренных народов Юго-Восточной Азии и Океании, активно выступал против работорговлиПерейти к разделу «Молуккские острова. Юго-запад Новой Гвинеи. Малакка». Как учёный, последовательно придерживался принципа единства человеческого рода; отвергал популярные в своё время теории, что чёрные расы, включая австралийских аборигенов и папуасов, представляют собой переходный биологический вид от обезьяны к человеку разумномуПерейти к разделу «Личность. Научное наследие». В то же время он рассматривал северо-восточное побережье Новой Гвинеи как «этнографический заповедник», на единоличное обладание которым претендовалПерейти к разделу «Третье пребывание на Берегу Маклая». Это толкало его на путь политических авантюр, в частности — призывам к российской колонизации Берега Маклая, с одновременным созданием Папуасского Союза — независимого государства, главой которого он стремился статьПерейти к разделу «Вопрос об аннексии Новой Гвинеи». После того, как российское правительство отклонило этот проект, обратился с одновременным предложением установить протекторат к правительствам Великобритании и Германской империи (при этом в обращении к Бисмарку Миклухо-Маклай призывал Германию стать гарантом того, что Новая Гвинея не будет подвергаться колонизации). «Британо-германский раздел Новой Гвинеи». В итоге Берег Маклая был в 1884 году превращён в германскую колонию.»
«Вообще, Ланской обладал большим тактом. Он избегал придворных интриг; даже родные не имели к нему доступа. Значение Ланского при дворе было велико. Не отличаясь крепким здоровьем, Ланской часто хворал; в 1783 г. он упал с лошади и сильно разбил себе грудь. Умер Ланской неожиданно — как раз, когда Екатерина готовила ему графский титул, — после пятидневной болезни жабой и горячкой, в ночь с 24 на 25 июня. Императрица велела похоронить Ланского вблизи дворца в Собственном садике, а на месте падения своего любимца с лошади велела заложить церковь Казанской иконы Божией Матери и кладбище. После освящения церкви (архитектор Дж. Кваренги) прах Ланского был перезахоронен вблизи церковной стены. С этой могилы началось Казанское кладбище в Царском Селе.»
Хорошо сходила на массаж, за продуктами, прогулялась. Купила свою любимую халву.
«Дипломаты не видели в их отношениях ничего, кроме благоволения Софьи к князю, и не находили в них непременного эротического оттенка».
К сожалению, не получилось записать голос для видеозаписей.
«Единственное описание внешности Софьи оставил её современник, французский дипломат Фуа Де ла Нёвилль. По его словам, «она ужасно толстая, у неё голова размером с горшок, волосы на лице, волчанка на ногах, и ей по меньшей мере 40 лет». Согласно его же свидетельствам: «Её ум и достоинства вовсе не несут на себе отпечатка безобразия её тела, ибо насколько её талия коротка, широка и груба, настолько же ум её тонок, проницателен и искусен».
«Гордон оставил после себя уникальный по подробности и широте сведений дневник на английском языке, охватывающий почти всю жизнь автора (оканчивается 31 декабря 1698 года) и почти половину европейского пространства за полстолетия. Он дошёл до нас не полностью: 1668—1676 и 1679—1683 годы утеряны. Этот памятник хранится в РГВИА в Москве, частичная копия (1684—1698) — в РНБ в Петербурге. Ныне завершено первое полное научное издание «Дневника» как в подлиннике, так и в русском переводе. Изучая описания мест, которые посетил генерал, историки могут судить об их состоянии на конец XVII века. Так, благодаря краткому описанию Дивногорского мужского монастыря, была вынесена гипотеза о более раннем существовании обители. Особенно много даёт труд Гордона для истории войн с Речью Посполитой, Турцией и Швецией, военного устройства, личности Петра Великого, общественного и хозяйственного быта того времени.»
«В возрасте 27 лет иностранные послы описывали Ивана как старческого, паралитического и почти слепого. Он прожил дольше всех отпрысков мужского пола царицы Марии Ильиничны и умер два года спустя, 8 февраля 1696 года, и был похоронен в Архангельском соборе. Соправителю покойного, Петру, было на руку, что у Ивана было несколько дочерей, но не было сыновей, так как не было путаницы в отношении наследования короны после его смерти. Петру оставалось стать единоличным правителем России. Борьба за власть в семье, наконец, закончилась.»