Страница 31 из 32
— Пошли отсюда, а? — шепнул Томасу.
Тот пожал плечами:
— Да чего ты, не бойся, — и пошел к мудрому.
Односельчане неспешно, каждый в свой черед, творили перед камнем святой знак и отпивали асгейровой водицы. Вон и отец прошел, и мельник, и мама, и кузнец. Потом Томас, а после него и Сакс. Сглотнул питье, горло сдавило от гадкого вкуса, собрался отойти, как заметил, что с Томасом что-то неладно. Приятель застыл на месте, смотрел на мудрого и не моргал.
Сакс его дернул за плечо — Томас не шевельнулся. Да что за Ллировы мороки? Оглянулся на отца, хотел его спросить, и наткнулся на бессмысленный взгляд кузнеца: тот замер, словно и дышать забыл. Сакс чуть было не заорал в голос: что ж вы, щучье отродье, сделали?! Лишь помня о том, что вышло в городе, удержался.
Мудрый тем временем внимательно оглядел кузнеца и Томаса, обернулся к лучам, кивнул им. А потом — к сельчанам и негромко так заговорил. О темном Ллире, отце проклятых колдунов, о бестолковцах, которые проклятие принимают за благо, о подлых чароплетах и чистоте Асгейрова пламени, тех чароплетов от проклятия избавляющем. Договорил, — деревенские слушали с почтением и недоумением, — сделал рукой хитрый знак и велел кузнецу, указав на костер:
— Иди. — И Томасу тоже: — Иди.
Дунк вдруг шагнул вперед. Отец попытался ухватить его за рубаху, тот отмахнулся не глядя, чуть отцу глаз не выбил — рука-то у кузнеца тяжелая. И Томас за ним, прямиком к костру пошел! Оба влезли на сложенные поленья и там остановились. Мудрый благостно улыбнулся.
— Светлый Асгейр да очистит...
Тоненько завыла толстуха Гвенда. Отец нахмурился, шагнул вперед.
— Не дело это, — сказал. — Я Дунка с малолетства знаю. И парень его с моим не разлей вода. Не колдуны они вовсе, напутал ты, мудрый. Никто от них зла не видел. Не дадим нашего кузнеца жечь!
А мудрый снова улыбнулся, показав по-волчьему желтые зубы, и махнул рукой с зажатым в ней золотым солнцем. Костер занялся, бабы заполошно завопили — а Сакс одновременно с отцом рванулся через огонь, к Томасу.
Дальше Сакс плохо понимал. Перед глазами было красное и пахло кровью, в ушах билась кровь, кто-то верещал, как подбитый заяц, воняло паленым мясом, под ноги все попадалось мягкое и мокрое… А потом его тряхнули за плечи. Отец. Новая рубаха в крови и саже, на щеке порез. И улыбка — оскал.
— Беги собираться, — сказал отец пьяным и счастливым голосом. — Матери помоги. Что унесем, то и наше.
И заорал на всю площадь:
— Все собирайтесь, уходим мы!
Никто не возразил. Селяне, не глядя друг на друга, разбежались по домам и за скотиной на деревенский выпас. Один старик Фианн задержался, подобрал с земли затоптанный красно-желтый лоскут, бросил в исходящий жирным дымом костер. Сморщился, словно собирался заплакать, сгорбился — и тут его утащила внучка.
Томас и кузнец так и ждали за солнечным камнем, куда их вытолкнул Сакс. Оттуда их и забрал, потащил за руки к дому, что твоих баранов. Клятые рыбники, что ж они с людьми-то делают?! Кузнец-то ни слова против Асгейра никогда не сказал, почитал мудрых и отдавал им положенную долю.
Собирались быстро, да не так быстро, как надо бы. Пока помог плачущей тетке Гвенде увязать узлы и попрятать кузнечный инструмент в погреб, потом маме — узлы собрать, на лошадь навьючить. Сам отец пригнал оставшихся после ярмарки лошадей и жеребят, роздал односельчанам — не бросать же. А Саксу пришлось бежать за коровой, дурная скотина почуяла неладное и едва не удрала в овраг. Только когда солнце покатилось к лесу, он вернулся на площадь, принес отцу узел и свой на плечо повесил, рядом с луком и колчаном. Народ уже собрался, — кто с козами, кто с коровами или курами, — тревожно шелестели голоса.
Отец забрался на солнечный камень, оттуда оглядывал односельчан и что-то говорил Гвенде, держащей за руку мужа: кузнец так и не опомнился. Оделся отец в старую куртку с железными полосами, взял короткий меч, лук и повесил на грудь шерифскую бляху. Два десятка лет ее не надевал, мол, какой на дюжину дворов шериф-то? А рядом с отцом, у камня, мялась девчушка, мелкая и худая, в штопаном плаще. Как Сакс подбежал, обернулась к нему, откинула капюшон…
Сакс не понял, обрадовался он, что пришла — или испугался, что снова влипла. Уж очень она была встревоженная и хмурая. Когда за ней принц охотился, и то веселее глядела.
Увидев Сакса, отец поднял руку.