Потусторонняя Вязь

Эль Траск разошёлся не на шутку: он избивал этого парня в белой майке и не собирался останавливаться. Парень был из сономитов, беженец, который перебрался с семьёй в трущобы Генцелада и надеялся найти достойную работу. Но пока что сономит, ещё не такой коричневый и твёрдый, потому что недозрелый, воровал еду, одежду и, если повезёт, статы у зазевавшихся пассажиров в аэропорту или на станциях метро. Эль достучался до мутной коричневатой крови, густой и тягучей.

— Фу, мразь! — выругался Эль, оставив измочаленного сономита на траве, и оттирал руки от липкой крови. — Сраное бревно, только изгадился!

— Ну, ты закончил? — спросил я, дожидаясь, когда Эль отомстит за пару статов, которые сономит выудил из его кармана в автобусе. Мы ехали на ежегодный праздник мяса, который устраивал Ларри Годони.

— Далеко ещё?

— Откуда ж мне знать, это ж не я драл цыпочек в особняке Годони, — поддел я Эля.

— Иди к Хсару, Инси. Поехали.

            Всё верно, автобус, забитый пассажирами, и водитель ждали, пока взбесившийся Эль разукрасит «деревянного» паренька, и только теперь, когда мы заняли свои места, тронулся дальше. Мы собирались ехать на машине, которую Эль прикупил на заработанные у Годони статы, но за день до праздника Эль въехал на ней в коротнувшего дрота, ни с того ни с сего выскочившего на проезжую часть. Ремонт затянулся, и мы купили билеты на пригородный рейс до Нута, местечка в ста километрах от Генцелада. 

            Описывать роскошь, в которой живут богатеи, скучнее, чем слушать декламацию виршей влюблённого поэта.  Мясо вышло сказочно вкусным, а медовуха оказалась слаще губ Джулии, в чём я ей, конечно, никогда не признался. Запомнилось мне утро следующего дня. Поднялся с песнями петухов, и застал не успевшую испариться росу. Я вышел на воздух, закурил. Тогда я курил сигареты: табак пережжённый, горький.  Из хлева вылез Годони. В рабочей одежде, похрипывая, он напомнил родного отца, лицо которого я уже подзабыл, но образ, осанка — всё это осталось на подкорке.

— Инсар, мальчик мой, набери водички, хрюшкам попить, — попросил он. Я сбегал к колодцу.

— Прокатимся? Покажу тебе диких коров. Видал когда-нибудь?

— Неа, но слышал, их завезли с севера, из Олос-Марка?

— Вывели и расплодили, а теперь толкают по десять штук за тушу, — сказал Годони и скрылся в хлеву. Вернулся, сполоснул руки в ледяной воде, умыл лицо. — Составишь компанию старику?

            Я согласился без колебаний.       

            Годони притащил охотничью сумку, закинул в грузовик и уселся за руль. Годони переоделся и выглядел как всегда респектабельно, в глаженых брюках, полосатой сорочке и безрукавке. Мы ехали около часа. Я пялился на его густые усы и бакенбарды, осознавал, но всё никак не мог поверить, что остался наедине с криминальной горой Генцелада. Ларри курил сигару, только венмарский табак, приятный, с запахом кофейных зёрен.

— Нравится? Гляди, какие просторы, дух захватывает! — сказал Ларри и вдруг. — Мануэль ручается за тебя, говорит ты парень со светлой головёнкой и золотыми ручками, да?

            Я кивнул, но промолчал.

— Небо чистое, как исиудская водка, чтоб её! Ночью звёзд будет — усрёшься считать! А ты знаешь, что созвездие «мокрая курица» видать только вот в такие ночи, когда ни ветра, ни облака? Красотища, сынок, ахерительная! Там звёздочки пам-пац-пам, сверкают, искрятся, брякают, сука, как бриллианты какие-нибудь. Только краше, хлестче! Ох, мальчонка, я покажу тебе «мокрую курицу», ты одуреешь!

            Ларри ругался, как бог. Может всему виной почти мифический ореол, но мне казалось, что более гармоничных ругательств я никогда не слышал.

— А ты тоже вырос на ферме? — спросил Ларри и свернул на огромное пастбище, отгороженное забором.

— В моей деревне ловили рыбу, выращивали свиней. Но я больше охотиться любил.

— Гляди-ка, и стрелять умеешь?

            Кивнул.

— Что ж ты, бляха, сразу не сказал! Я бы давно тебе коров показал! — засмеялся Ларри, и я понял, что это не обычная прогулка.

            Остаток пути Ларри трындел о сономитах, войне, проклинал Детру и самих детрийцев, вспомнил, что ему вот-вот пришлют новый телескоп, порадовался, и ещё пару раз спросил меня о доме, но я отвечал с неохотой, без конкретики и в то же время так, чтобы не обидеть Ларри.

            Добрались. Ларри остановил грузовик, соскочил вниз и подошёл к охране — вооружённому крестьянину, который только продрал глаза. Ларри даже не поздоровался. Сразу влепил ему в ухо и добавил ботинком по роже. Охранник распластался на земле, а Ларри открыл ворота. Мы проехали на закрытые пастбища.

— Я думал, это ваш скот?

— Ну, в общем-то, да, сынок, но некоторые обмудки об этом забыли. И я хочу им напомнить.

            Встали у просторного загона с высокими и здоровыми коровами. У них была толстая шерсть и мощные копыта. Рога короткие, но острые, как у миньонов Хсара на фресках, изображающих подземный мир. Из будки вышел очередной сторож, но Ларри затолкал его обратно и пару раз приложил носом о дубовый стол. Мы остались одни, и Ларри попросил захватить сумку. Зашли в загон, поднялись на холм.