Я - классный!

Глава 1

— Неба утреннего стяг! — что есть мочи хрипло заорал динамик моего старенького разбитого смартфона с трещиной на экране.

Я вздрогнул и с трудом разлепил сонные глаза.

Просыпаться не хотелось. Голова прилипла к подушке намертво. Будто жвачка к поношенным брюкам, на которую я недавно случайно сел в школе, зазевавшись. Старый надежный советский способ — положить штаны в морозилку, подождать, пока намертво застынет, и потом отодрать — почему-то не сработал.

Раньше помогало. А сейчас то ли лыжи не едут, то ли жвачки уже не те. Как и мороженое. Как и трава, которая раньше была зеленее. Как и колбаса, которая была вкуснее.

Век бы не просыпался! Тысячу лет мне уже ничего не снилось. А тут вдруг — как по заказу! И не просто какой-то сон, а шикарное видение! Смотрел бы его и смотрел!

Жаркий, солнечный летний день. Я плескаюсь в мутноватой и очень теплой воде. То ли в озере, то ли на речке.

Я — снова молодой, худой, поджарый. Руки — опять мощные, сильные. В воде я — как рыба. И ныряю здоровски, и плаваю великолепно! Пузо мое куда-то исчезло. И колено не болит. Чудеса, да и только! И на темечке, кажись — не лысина, в которой солнце отражается, а густые соломенные волосы. Я — такой, каким был в свои двадцать с небольшим.

Откуда-то с берега доносятся веселые возгласы отдыхающих. Кто-то в картишки режется, кто-то в шахматы играет, кто-то в бадминтон рубится. То и дело слышится: "Рыба!"— это старики в свое домино играют. Вот какие-то пацаны патлатые на гитаре бренчат и поют что-то хриплыми голосами. Поют негромко, вполголоса — а то вдруг дремлющие рядом пожилые дамочки заругают! Советская субординация-с.

Малышня какая-то у берега на мелководье плещется, весело крича: "Баба сеяла горох!" и ныряя под воду. Где-то вдалеке народ на водных лыжах рассекает. Кто-то журнальчики листает. А кто-то, накрывшись газеткой, просто свои "булки" жарит, разомлев под жаркими лучами на полотенце.

Ну а я с какой-то компанией ребят забурился в воду. В картишки играть неохота — жарища. Книжку читать в такое пекло тоже не тянет. Мы просто плаваем, беззаботно хохоча и перебрасываясь какими-то шутками.

Я не знаю, кто они. И даже точно не знаю, где я. Может, на Химкинском водохранилище? В молодости я частенько там купался.

На вид им всем — слегка за двадцать. Как и мне, кажется.

Один парень — коренастый, рыжий и веснушчатый. Второй — чернявый и глазастый. А вот и какая-то девчонка! Высокая, стройная, эффектная, в простеньком красном купальнике. Обалденно красивая без этих всяких ботоксов и силиконов, без накачанных губ, наклеенных ресниц и по-дурацки зачесанных бровей. По-настоящему красивая.

Такими и были девчонки во времена моей молодости. Не то что теперешние надутые живые "куклы", которые все на одно лицо со своими утиными губами. В каждой по литру ботокса.

Я пригляделся к девчонке. Плавает неспешно незнакомая красавица. Переворачивается время от времени, подставляет солнцу то свой плоский красивый животик, то спинку. Щебечет красотка о всякой ерунде то с одним, то с другим парнем. Иногда и мне улыбнется. Вроде со всеми приветлива, но никого к себе близко не подпускает. Незримо, но твердо держит дистанцию.

"Красивая девка — она как локоть. Вроде рядом, а хрен губами достанешь" — так говаривал мой острый на язык дед Коля. Прав был дед. Сейчас как раз та самая ситуация.

Я не знаю, кто эта девушка. Но знаю другое: нравится она мне очень. Я плаваю чуть поодаль, но то и дело будто невзначай оказываюсь рядом с красоткой. То руки ее гладенькой, в каплях, будто случайно дотронусь, то ножку словно ненароком задену своей ногой. Будто случайно.

Девчонка, конечно, обо всем догадывается. Стреляет глазками игриво и отплывает чуть дальше. Шалунья. Ничего-ничего, я своего добьюсь. Не мытьем, так катаньем. Обменяемся мы с ней майками. Дайте только время.

— В жизни важен первый шаг! — продолжала орать трубка бессмертные строки авторства Пахмутовой.

Да слышу, слышу.

Я прогнал остатки сна про СССР своей молодости и незнакомую красавицу и вгляделся в экран.

Что за номер такой незнакомый? +7 901...

Сквозь "узоры" на разбитом стекле толком ничего и не разглядишь! Долбаный смартфон! Заменить бы экран! Да что-то все руки не доходят. Точнее, ноги. Или как там правильно? Да неважно. И так сойдет, как говаривал Вовка из мультика про Тридевятое царство. Да, хорошие все ж мульты тогда снимали! Не то что сейчас.

Если б не работа, я б давно выкинул в мусорку эту орущую китайскую дрянь. Мне и моего старенького городского телефона с крутящимся диском за глаза хватает. Никаких тебе смс-ок. Не ответил — значит, нет меня дома, и все. Ищите, где хотите. Да и реально нужных номеров у меня — всего с десяток.

Я нажал на значок зеленой трубки.

— Алло! Слушаю!

Если это опять какой-нибудь назойливый провайдер со своим Интернетом, который скоростней скоростного, пошлю их в задницу отборным и трехэтажным! Мне сегодня можно ругаться, хоть я и классный руководитель. Я не в школе, а у себя дома. У меня, в конце концов, законный выходной!

— Дамир Маркович! — заорала трубка. — Наконец-то я до Вас дозвонилась!

Я ругнулся. Правда, про себя.

Опять она. Лариса Дмитриевна. Нет, не Огудалова. Милкина. Одна из самых активных мамаш моих подопечных сорванцов-одиннадцатиклассников. Вылитая Шурочка из фильма "Служебный роман". У нее тоже шило в заднице и во всех других жизненно важных органах. Только та коллег своих изо дня в день на работе доставала, а эта — учителей.

— Слушаю! — коротко и сухо ответил я, прозрачно намекая говорливой женщине: "Валяй коротко и по делу! Некогда мне с тобой рассусоливать!".

Но Милкина, председательница нашего школьного родительского комитета, в намеках разбирается, как свинья в апельсинах.

— Дамир Маркович! — продолжала тревожно орать трубка. — У нас в семье горе! Такое горе! Вы себе представить не можете!

— Что такое? — мигом подорвался я.

Что ни день, то новое ЧП с этими одиннадцатиклассниками! Прыщавые генераторы всяческих неприятностей! Опять, что ли, петарду в унитаз кинули?

— Я Вам с мужниного телефона звоню! — истошно верещала председательница родкома. — А то с моего почему-то Вам не дозвониться! Вы все время звонки сбрасываете. Беда с моим Витенькой случилась! Беда!

— Да что стряслось-то? — прервал я поток эмоций, слезая с кровати и наспех натягивая штаны.

Что с этим ботаником, ее сыночком, могло произойти? Бумагой, что ль, порезался ее масик Витенька?

Я не стал, разумеется, говорить маме-наседке, что я ее номер заблокировал везде и всюду. Достала она меня уже своими звонками по поводу Вити! Трясется над ним, будто ее дражайшему сыночку три года, а не восемнадцать.

А вдруг и вправду что-то серьезное стряслось с ее "корзиночкой"? Может, в драку с гопниками сдуру ввязался мой подопечный задохлик? Или телефон у него гопники отобрали, когда поздно вечером от репетитора домой возвращался?

— Беда, Дамир Маркович! Витя ушел! — орала слетевшая с катушек мамзель. — Сегодня утром! Только записку написал: "Ухожу, прощай!".

— Ч-чего? - переспросил я. — Куда ушел?

"Ушел?". Е-мое! "Ушел" в том самом смысле?

Неужто горе-мамаша его так достала, что тонкошеий пацаненок дошел до "ручки", написал прощальную записку, да и...

— Из дома ушел! — заходилась в крике трубка. — Сказал, у бабушки будет жить!

Уф-ф! Отлегло!

Я уж было подумал грешным делом, что ботан Витек нарочно траванулся паленой бормотухой или с балкона шагнул... А все нормально! И чего это ненормальная шороху навела? У меня чуть инфаркт миокарда с во-от таким рубцом не случился!

— И что? — поинтересовался я.