Страница 38 из 41
Обе позиции (буржуазную и социалистическую) сближала уверенность в том, что при благоприятном политическом развитии событий укрепление революционных завоеваний будет тождественно формированию экономико-политического режима западного типа (буржуазной демократии) и ни при каких условиях не может привести к утверждению социалистических (коммунистических) принципов. «При существующих условиях мирового хозяйства никакой иной экономический строй, кроме капиталистического, в России невозможен», – подчеркивалось в резолюции конференции представителей торгово-промышленных организаций, проходившей в начале июня 1917 г.[187]
Вместе с тем широкое признание получил к этому времени и тезис об исчезновении у капиталистической свободной конкуренции своих возможностей регулировать производство, обеспечивать его сбалансированность, стимулировать рост. Социалисты связывали этот вывод со своей идеологической доктриной. Предприниматели шли больше от практического опыта функционирования народного хозяйства в условиях мировой войны. Но в обоих случаях выводы были едины, причем они продолжали экономическую традицию предвоенных лет.
В этом отношении очень показательным является позиция представителя Армавирской биржи, четко сформулированная уже в марте 1917 г. на I Всероссийском торгово-промышленном съезде: «Существует ли теперь вообще свободная торговля, основанная на свободной конкуренции? – задавал он вопрос и сам же отвечал на него. – Мне кажется, что в этом отношении ответ совершенно ясный. Нет свободной торговли, ибо нет свободной конкуренции. Если нет свободной торговли и нет свободной конкуренции, то, следовательно, нужно выдумать, нужно сорганизовать те паллиативы, которые могли бы заменить свободную торговлю. Следующая далее аргументация этого положения была, конечно же, диаметрально противоположна социалистической, а практические выводы для экономической политики – во многом идентичны. «…Свободная торговля – это наш идеал. Но так как война уничтожила свободную торговлю, уничтожила мировую конкуренцию, уничтожила и российскую конкуренцию, то нет, следовательно, и свободной торговли, и нам нужно что-нибудь выдумать, что-нибудь сорганизовать»[188].
Основные подходы предпринимательских кругов относительно роли государства в хозяйственной жизни мы находим в выступлениях министра торговли и промышленности А.И. Коновалова. «Не подлежит сомнению, – говорил он, например, при посещении Московской биржи 14 апреля, – что при современном положении дел, при недостатке в стране самых насущных предметов, нет других средств, как только известное государственное вмешательство в частные торгово-промышленные отношения и интересы и приобщение к делу регулировки торгово-промышленной жизни широкой общественности и демократических кругов населения»[189]. Тем самым речь шла о значительном расширении сферы регулирования по сравнению с практикой 1915–1916 гг., причем к решению задач регулирования предлагалось привлечь общественность, чего, как известно, требовали либеральные круги еще до революции.
Конкретные представления о допустимых масштабах, формах и методах государственного регулирования экономической жизни не были однозначны в предпринимательских кругах. В конечном счете все сводилось к более или менее последовательной политике комбинации регулирования цен, распределения продукции и введения государственной монополии в отдельных отраслях народного хозяйства. Причем огосударствление распределительного процесса и введение твердых цен рассматривались в предпринимательских кругах как меры, более предпочтительные по сравнению с учреждением госмонополий, поскольку, как представлялось, Российское государство не было способно справиться с решением названного вопроса самостоятельно.
«Когда речь идет относительно того, что мы должны сорганизовать взамен свободной торговли, я скажу, что сорганизовать – это значит установить твердые цены». К последним предполагалось добавить также и стройную систему государственных органов распределения продуктов. То есть твердые цены в совокупности с административным регулированием движения товаров оценивались как наиболее целесообразный путь замены затухающей конкуренции[190].
В социалистических кругах настойчиво проводилась идея «планомерной организации народного хозяйства и труда» ради подчинения интересов всех классов и социальных групп интересам общегосударственным. Именно народнохозяйственная планомерность выдвигалась здесь на первое место в перечне приоритетов экономической политики и подчеркивалась необходимость регулирования сразу всех сторон хозяйственной жизни (чего не было среди лозунгов правых партий). Эта тема остро прозвучала уже в конце марта на Всероссийском совещании Советов, которое потребовало от правительства «планомерно регулировать всю хозяйственную жизнь страны, организовав производство, обмен, передвижение и потребление под непосредственным контролем государства»[191].
Естественно, предложения социалистов были более широки по масштабам и, в известном смысле, более детально проработаны. В концентрированном виде они получили воплощение в носившей программный характер резолюции Исполнительного комитета Петроградского Совета от 16 мая 1917 г. об экономической политике правительства в связи с вхождением в него министров-социалистов. Речь шла о том, что народное хозяйство России вполне созрело для централизованного планирования и регулирования, и дело в настоящее время упирается в принятие соответствующих организационных решений.
Во-первых, предлагалось определиться с характером регулирующих органов. Социалисты полагали, что целесообразно было бы иметь структуры двух типов: для выяснения хозяйственного положения во всем его целом и для практического осуществления задачи регулирования.
Во-вторых, признавая целесообразность применения мер государственного воздействия ко всем отраслям российской экономики, резолюция проводила разграничения между ними по степени их готовности быть вовлеченными в те или иные конкретные механизмы государственного хозяйствования. «Для многих отраслей промышленности назрело время для торговой государственной монополии (хлеб, мясо, соль, спички), для других условия созрели для образования регулируемых государственных трестов (добыча угля и нефти, производство металла, сахара, бумаги), и, наконец, почти для всех отраслей промышленности современные условия требуют регулирующего участия государства в распределении сырья и вырабатываемых продуктов, а также фиксации цен»[192].
Среди идеологов планового хозяйствования в то время особо выделяются В.Г. Громан и Ф.А. Череванин. Первый получил особую известность как один из самых непреклонных адептов макроэкономического планирования, вдохновитель и страстный пропагандист идеи немедленной разработки «единого хозяйственного плана» как основы всей экономической политики государственной власти в России, а также экономического центра, способного стать «экономическим мозгом» всей страны[193]. Кстати, позиция В.Г. Громана несла в себе явные черты фанатизма. Так, например, будучи ответственным за распределение потребительских товаров между жителями Петрограда, он заявил примерно следующее: «Я не распределю ни единой пары ботинок, покуда все народное хозяйство не будет регулироваться по плану»[194]. Это, конечно, была крайность, но крайность, весьма ярко отражающая общие настроения в среде значительной части влиятельных экономистов[195].
По мере усиления социалистических партий во Временном правительстве подобная идеология все более проникала в его документы. Хотя этого нельзя сказать о практических шагах, где доминировали осторожность, нередко переходившая в нерешительность и следование за событиями, вместо того, чтобы пытаться направлять их.
187
Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции. М.—Л., 1957. Ч. 1. С. 181.
188
Первый Всероссийский торгово-промышленный съезд в Москве: 19–22 марта 1917 г. М., 1918. С. 95.
189
Торгово-промышленная газета. 1917. 16 июня.
190
Первый Всероссийский торгово-промышленный съезд. С. 95. «Необходимо признать распределение, а не свободную торговлю», – настаивает здесь же представитель клинского продовольственного совещания от торговцев. И добавляет: «Надо, чтобы цены были нормированы на все продукты» (Там же. С. 96–97).
191
Всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов. Петроград, 1917; М.-Л., 1927. С. 203.
192
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Протоколы заседаний Исполнительного комитета и бюро ПК. М.-Л., 1925. С. 150; Известия Петроградского Совета. 1917. 17 марта.
193
См.: Борьба с экономической разрухой // Известия. 1917. 19 мая.
194
См.: Jasny N. Soviet Economists of the Twenties: Names to Be Remembered. Cambridge, 1972. P. 99.
195
Стоит отметить, что фанатические приверженцы идеи планирования обозначились тогда отнюдь не на крайне левом фланге, как этого можно было бы ожидать. Большевики, которые впоследствии станут главными проводниками централизованной модели, в 1917 г. мало интересовались идеей «единого хозяйственного плана», сосредоточившись на борьбе за захват политической власти. Плановое хозяйство в условиях существования буржуазного или даже социалистического, но не большевистского, правительства, было им ни к чему.