Резистент

– Разумеется, нет, – он поднимается на ноги, – пришёл минут десять назад. Эти обследования всегда длятся одинаковое время. Пойдём, нужно успеть закончить с твоими подружками до ужина.

– Подружками, – повторяю я невольно. Какие они мне подружки? Мы знакомы два дня.

– Вы не поладили? – спрашивает Адам без особого интереса.

– Вовсе нет. Но я не привыкла называть друзьями простых знакомых.

Да, опять я мелю ерунду. Наверное, Адам назвал так девочек без всякого смысла, а я вцепилась в одно слово и давай рассказывать о своих жизненных принципах.

– Редкое качество, – отвечает, к моему удивлению, Адам, – бывают люди, у которых миллионы друзей, но обычно среди них ни одного настоящего.

Интересно, у него есть друзья? Он здесь давно, это точно. И настолько стал своим, что ему позволяют открывать любые двери. Может, он и есть тот первый Резистент, которого обнаружили шесть лет назад? Как бы ни было, он точно здесь не чужой, как я.

Хотя не сказала бы, что Адам с энтузиазмом делает свою работу. Просто водит нас туда-сюда, а потом, когда обязанности заканчиваются, исчезает. Может, ему тут тоже не слишком комфортно?

Мы возвращаемся, Адам уводит Нату, и мы остаёмся с Иванной вдвоём. Она лежит на кровати лицом вниз, уткнувшись в подушку. Потом вдруг вскакивает, роется в ящиках своего шкафчика. Что там можно искать, они же пустые? Наконец она извлекает из шкафчика тетрадь на пружине, в которую вставлен карандаш.

– Откуда у тебя?..

– Это просто моя тетрадка. Она была в сумке, всегда ее с собой ношу.

Я завидую Иванне: у неё с собой есть хоть что-то своё. Никогда бы не подумала, что вещи имеют для меня такое значение, но я была бы счастлива сейчас иметь одну из своих книжек, любимый теннисный мячик или даже старую игрушку – что угодно, что напоминало бы о доме, что-то по-настоящему своё в этом месте, где даже одежда и пижама казённые.

Иванна принимается яростно шуршать карандашом в тетради, от натуги даже высунув кончик языка.

– Что делаешь?

– Рисую.

Она показывает мне рисунок: мохнатая собака с довольной мордой и тщательно прорисованной шерстью.

– Круто, – честно говорю я. Вот как бывает: эта девочка так здорово рисует, хотя её точно никто не учил. Всякие дети богачей, которые учатся в специальных школах, могут стать художниками или музыкантами – но не такие, как мы. Не те, кто участвует в распределении. Там вариантов немного. Каждый год составляется список свободных рабочих мест на заводах, в магазинах, фермах, домах призрения и других «приятных» местах. Согласно этому списку и распределяют всех, кто окончил школу. Но пока не отучился – работать нельзя. Я раньше не понимала, почему, но теперь знаю: мы делали море работы бесплатно, пока учились. Зачем платить кому-то деньги за уборку улиц и шитье наволочек для детских приютов, если можно дать эту работу школьникам под видом практики? Мы занимались чем угодно, кроме учёбы. И теперь детишки из специальных школ знают гораздо больше, чем я, они вроде как образованные и умные.

Когда врачи заканчивают со всей нашей девяткой, уже темнеет. Мы входим в столовую, занимаем уже успевший стать привычным стол. Рядом со мной сидят Ната и Гарри, а напротив – мальчик по имени Архип, он самый старший из нашей компании, но выглядит в лучшем случае лет на четырнадцать. Приносят еду: зажаристые куриные крылышки, овощное рагу, сладкие блинчики и сок. У всех порции одинаковые, а перед Гарри ставят вместо крылышек кусок отварного мяса.

– А чего мне-то? – удивляется он.

– Вам велели давать диетическое из-за проблем с желудком, – вежливо отвечает кухарка, удаляясь.

– Да нет у меня никаких проблем... – ворчит Гарри.

– Похоже, есть. Обследование не прошло даром, – говорит Иванна.

И правда: после ужина каждый из нас получает коробочку с кучей таблеток. У каждого свой набор; все аккуратно подписано (и даром говорят, что у врачей плохой почерк), на каждом лекарстве написано, как и когда его принимать. У меня в коробке витамины для зрения и всё, кажется, меньше, чем у других. Здоровье у меня отменное, простужаюсь раз в пару лет. А с местным питанием я еще больше окрепну. Чувство, как будто уже набрала немного массы.

Этот вечер оказывается спокойным, никаких вечеринок. Мы с девочками сидим в комнате, каждая на своей кровати, и болтаем. Я потихоньку нахожу с ними общий язык. И Ната, и Иванна мало похожи на моих одноклассниц, раздражавших меня в течение стольких лет. Общих тем у нас мало, так что обсуждаем в основном происходящее: у кого что нашли на обследовании, кто какие вещи хочет сюда привезти. Я бы с удовольствием зашла домой, чтобы как следует объяснить все Ба и собрать многие личные вещички, но кто пустит?

– Главное, что мой талисман со мной, – говорит Иванна, – остальное наживное.

Она показывает нам кулон на грубой нитке; он из красного камня с черными прожилками и словно излучает тепло.

– Это подарок отца, который давно умер. Так что я никогда с ним не расстаюсь.

Иванна прячет кулон под майку, словно даже наши взгляды могут ему повредить. Хорошо иметь талисман. Что-то, что всегда с тобой, что напомнит о доме в любом месте. У меня ничего такого нет. Надо бы завести...

Наконец, впервые за долгое время, я легко засыпаю и как следует отдыхаю. Мне снятся странные сны, которых я даже не помню на утро. А потом нас всех, сонных и едва одетых, сгоняют в Уран – на тренировку. В начале с нами занимается девушка-тренер, она проводит для нас разминку, как в школе. Затем осматривает каждого из нас; интересуется, каким спортом мы занимались, что умеем. Я честно говорю: никаким. Но умею быстро бегать и хорошо прыгаю в длину. Наверное, звучит не очень убедительно.