Страница 45 из 45
– Спокойно! – орали ему так, словно это и правда кого-то могло успокоить. – Сидеть!
Кричали, будто отдавали команды тупому шелудивому псу.
Характерные для гулей дребезжащие нотки исчезли из голоса Дюпона, когда он, открыв дверь, звал других наемников на подмогу, а Реджи пытался прорваться мимо Арчера и Дюка, дотянуться до хрупкого облезлого горла и раздавить его к чертовой матери…
– Спокойно, – рычал Арчер в самое ухо, вдавливая что-то твердое под ребра. – Успокойся, или, клянусь богом, я спущу чертов курок.
Дюпон всегда действовал словом, он и пальцем Реджи не тронул. А вот подоспевшая охрана потрудилась на славу, и сосчитать, сколько костей сломано в распухшем от побоев теле, Реджи не мог. Был уверен только насчет ребер, ключицы и скрученного плечевого. Дюк в прошлом был неплохим бойцом, успел блокировать удар, перехватил запястье, увел руку вбок, выворачивая из сустава…
Теперь эта рука казалась сосредоточием адской боли, отекла, пальцы не двигались. Казалось, что при любом движении осколки кости впиваются в плоть, норовят прорвать кожу.
Больно. Выныривая из коротких провалов в забытье, Реджи пытался вспомнить, что надо делать, как надо думать, чтобы боль отступила куда-то на второй или третий план, зафиксировалась там знанием, а не ощущением. Нужно вернуться мысленно на три, четыре, пять лет назад, увидеть, услышать, попробовать воссоздать, прожить это заново…
«Боли не существует, – убеждает инструктор, проступая меж застилающих зрение черно-красных маслянистых пятен. – Ваш разум говорит вам о том, что она есть. Но ее нельзя потрогать, нельзя увидеть. Она существует, пока ваш разум твердит вам о ней».
Хлесткий удар тонкой плети обжигает обнаженные икры, заставляет вздрогнуть, зашипеть сквозь зубы. Слева кривит лицо Гектор, справа тихо и часто дышит Макс.
«Пуля врага пробивает плоть и ломает кости, – говорит инструктор, – рвет сосуды и нервы. Она причиняет боль, но разве вы позволите боли вывести вас из строя? Нет. Вы останетесь на ногах, пока бьются ваши сердца. Невзирая на раны, не обращая внимания на боль. Ее не существует, – заверяет он, и в воздухе свистит. Очередной удар короче, злее, чем предыдущие, густые капли ползут вниз, щекочут горящую кожу. – Ваш разум – ваш враг. Он кричит об опасности, кричит, что нужно беречь себя и спасать. Но если вы дышите, значит, разум вам лжет. Не слушайте. То, что вы испытываете, не стоит и толики внимания».
– Не помогает… – стонал Реджи в мокрую от слюны подушку.
Не помогало. Года два или три назад, когда он впервые словил россыпь картечи в не защищенный броней бок, помогло. А сейчас – нет. Собственное тело представлялось освежеванным куском мяса, вздувшимся и воспаленным, лоскуты одежды уже начинали присыхать к ранам. Реджи чувствовал, что местами кожа здорово ободрана, любая попытка пошевелиться отзывалась сильной резью, вместе с ней возникал мучительный зуд. Боль накатывала волнами, под веками светлело, и он впивался в подушку зубами, чтобы не завыть в голос. Там, снаружи, его могут услышать, и черта с два он доставит им такое удовольствие.
Им – Дюку, Дюпону, остальным… Арчер, сукин сын, успел в нужный момент вытащить ствол, но потом просто ушел. Не оглянулся, когда его окликнули, хлопнул дверью. Реджи заметил это за секунду до того, как чей-то приклад одним ударом сломал ему, кажется, не меньше трех ребер сразу.
– Не помогает, – жаловался он в пустоту и все равно отчаянно пытался убедить себя в том, что это просто разум лжет, боли не существует, да и в конце концов – разве это первый перелом в его жизни? Не первый и не последний…
А первый… Как давно это случилось?.. Восемь или десять лет назад? Он пошел туда, куда ходить запрещали, забрался так высоко, что разглядел шпиль ратуши соседнего поселка, а потом оступился – тогда он был мал, неуклюж и не мог связать двух слов, не заикаясь. Он вернулся, размазывая кровь и слезы по лицу, с рваной раной на лбу и сломанной рукой… Вернее, он думал, что рука сломана, ведь было так больно! Думал, что сломал ее, пока декан Алистер не сказал, что это всего лишь вывих…
Или нет. Не декан Алистер. Тогда в его жизни еще не было деканов и братьев, лагерей и общих бараков. Было другое, другие… Люди, взрослые, от которых не следовало прятать слезы. И один из них – высокий, сильный, чье лицо давно размылось в памяти, – не осудил его за слабость, не поднял на смех за неуклюжесть, просто помог, утешил, потрепал по голове. Как собаку. Как щенка. Скулящего от боли и страха щенка, которому достаточно доброго слова и ласкового прикосновения, чтобы снова радостно завилять хвостом.
И этот человек был добрым. Почти все они были добрыми. Но глупыми… Очень глупыми и неосмотрительными, однако они заботились о нем. Не потому, что он чем-то ценен, не потому, что из него должен вырасти сильный и преданный воин. Они заботились о нем, потому что любили.
Каково это, когда о тебе заботятся потому, что любят?
Обливаясь потом и чувствуя, как сушит рот и нарастает жажда, он силился вспомнить, но не мог.
Может, это все чушь. Может, ничего такого не было и он сам себе придумывает ерунду, зачем-то цепляется за нее, потому что, если бы они на самом деле его любили, то не сделали бы того, что сделали. Не пошли бы на это, ведь все осознавали риск. Они всегда осознают, он видел это много раз – потом, годы спустя. В других местах, куда входил в составе контуберния и где среди наверняка тоже добрых, но глупых людей уже не замечал знакомых лиц.
– Что же вы… – беззвучный шепот тонул в подушке. – Что вы натворили…
Напрочь утратив чувство времени, он понятия не имел, который сейчас день, какое время суток. Движение наверху, приглушенные голоса, даже музыка, – все это пробивалось к уплывающему сознанию урывками. Несколько раз он слышал, как дверь открывали и закрывали: наверное, приходили проверить, убедиться, что он еще дышит. Но никто не спешил оказать ему помощь, никто не торопился с бутылкой воды, и он знал, что жажда убивает быстро. Намного быстрее, чем крайне болезненные, но не угрожающие жизни травмы. Наверняка и Дюпон об этом знает, поэтому не бросит его умирать. Просто решил проучить, решил напомнить, насколько Реджи зависим от тех, в чьих руках находится его жалкая, как говорил Элмер Пирс, жизнь.
Когда дверь в очередной раз открылась, Реджи еле слышно застонал. Попытался сказать, что еще немного – и кое-кто лишится своего единственного и лучшего в Нью-Рино бойца, но не получилось выговорить ни слова.
Однако вдруг послышался щелчок. Сквозь зажмуренные веки по глазам ударил свет.
Чьи-то тихие, почти неслышные, шаги. Движение рядом, вздох. Запах – едва уловимый, чужой, ни на что не похожий.
Кто-то присвистнул:
– А вот это я удачно зашел.
Реджи вздрогнул. Попытался произнести имя, но вместо этого закашлялся, что отозвалось новой обжигающей волной и почти вернуло его в реальность.
– Очень грубо. Бессмысленно, неэстетично, наверняка чертовски неприятно. Ну-ка, повернись. Я хочу взглянуть.
С усилием приподняв голову, Реджи уставился на руки с аккуратными длинными пальцами и характерными уплотнениями на суставах. Затем ему в лицо ткнулась скомканная простыня, и он снова зажмурился.
– Сожми зубами, – услышал. – Будет больно.
«Да что он знает о том, как бывает боль…» – Реджи не успел додумать до конца. Ощутил резкий удар. Затем рывок. Оглушительный хруст костей.
Кляп заглушил вопль, а увесистая пощечина не позволила провалиться в невероятно яркую, ослепляющую черноту.
– Надо было использовать морфин?
«Да-да-да-да-да-а-а!..» – возопило внутри. Надо было, но ведь и сейчас еще не поздно!
Реджи, оцепенев на миг, замычал, мелко замотал головой.
– Правильно. Не шевелись, – раздался приказ, и что-то сдавило плечо, кольнуло прямо сквозь ткань. – Это отличная штука. После нее будет немного кружиться голова, но уже через несколько минут ты сможешь стоять на ногах. И открой-ка, – простыню выдернули, чужие пальцы запихнули в пересохший рот что-то маленькое, горькое. – Разжуй и проглоти.
Конец ознакомительного фрагмента.
Смотрите другие книги, где автором является "Demia"
А вообще вы любите жанр Фантастическая литература, так как читали уже вот столько книги: 2