Туманный город

– Но, помилуйте, во-первых, обычно мы всегда даём два-три разных представления, у нас обширная программа. Во-вторых, половина доходов – чересчур завышенный сбор, нигде больше…

– Что? – возмутился строгим голосом наш собеседник. – Вы не в том положении, чтобы ставить условия. Или так, или никак. Выбирайте!

Дядя понял, что вести переговоры с жителями Туманного города бесполезно. В молчании, знаменовавшим наше согласие, мы все вышли из кабинета. Небрежным жестом чиновник подозвал секретаря:

– Пусть сегодня выступают в театре. Найдите кого-нибудь помочь им с организацией.

Сделав едва заметный прощальный кивок, Фернан вернулся обратно к себе, так громко хлопнув дверью, что я вздрогнула. Секретарь позвал кого-то из соседней комнаты:

– Эй, Патрик!

Мы с дядей замерли в ожидании, однако никто так и не появился. Не слышалось даже никакой возни.

– Паааааатрик! – протяжно повторил клерк.

– Ну что ещё, а?

К нам вышел невысокий худощавый шатен лет двадцати-двадцати двух. Деловой костюм болотного цвета хоть и был сшит по добротным лекалам, сидел на нём неуклюже – то ли вышел не по размеру, то ли юноша не умел носить его. Очевидно для солидности молодой человек отрастил бакенбарды, но они выглядели такими жидкими, что производили противоположное впечатление.

– Проводи артистов до театра и объясни что как. Они сегодня вечером будут выступать там, – распорядился клерк.

Щёголь оценивающе оглядел нас с головы до пят. Его глубоко посаженные маленькие чёрные глаза буквально буравили меня:

– Артистка, что ль?

Мне он жутко не понравился, и я промолчала. Дядя посчитал нужным вмешаться:

– Уважаемый Патрик, я – Октавиус, а это моя внучка Изабелла, мы представляем передвижной театр. Пожалуйста, быстрее проводите нас до театра. Нам нужно многое успеть до выступления.

– Подумаешь! Как будто делать мне больше нечего.

Он демонстративно медленно взял пальто и цилиндр с вешалки и также неторопливо направился к выходу. Дядя Октавиус тяжело вздохнул, печально взглянул на меня, и мы пошли вслед за провожатым.

Всю дорогу глава нашего клана старался быть бодрым, вслух проговаривал, с каких приготовлений начинать в первую очередь. Но я-то чувствовала, что он опечален таким несправедливым ходом событий. Ведь непонятно, удастся ли компенсировать все расходы и время, затраченные на поездку сюда, за один концерт.

Юноша же оживился и стал общаться с нами, хотя, скорее, его реплики напоминали монолог:

– О, давненько у нас здесь не наблюдалось вашей братии. Чё будёт? Опера там или танцы?

Он шёл немного впереди, гордо выпятив грудь, словно являлся хозяином города. Не ответить ему было невежливо – как-никак мы зависели от него, поэтому дядя Октавиус коротко высказался:

– И то, и другое.

– Да, – задумчиво произнёс Патрик и на мгновение замолк. – Ну ладно, мне жалко, что ли. Сам я в театре был однажды, в детстве. Тётка затащила. Вы же знаете, мой дядя – мэр Туманного города?

И развернулся, дабы удостовериться, что мы осознаём, какая огромная честь нам выпала – идти вместе с племянником местного градоначальника. Делая вид, что чрезвычайно польщены, дядя и я многозначительно кивнули в унисон. Юноша принял это за чистую монету.

– Такая скукота, – зевнул Патрик. – Но мне повезло – удалось сбежать в перерыве, хотя потом тётка и дала нагоняй. И девицы туда ходят занудные, не в моём вкусе. А пару лет назад здание разрушилось – и никому хуже не стало. Хорошо, что наш ипподром не затронуло!

Тут он сплюнул, вытащил сигарету и закурил прямо на ходу, пуская дым в лица попадающимся навстречу людям. Дядя жестом попросил меня быть снисходительнее к нашему сопровождающему.

– Чё там интересного? Ерунда одна, – откровенно признался юноша и снова повернулся к Октавиусу. – Вот вы скажите. Горланят что-то. Крутятся на месте, подпрыгивают. У всех одно и то же, разницы нет никакой.

– У некоторых к этой деятельности есть призвание, талант, – пояснил дядя.

– Ха! – усмехнулся Патрик. – И как его измерить, ваш талант? То ли дело собачьи бега или скачки – кто первый, тот и чемпион. А у вас кто чемпион? Тот, кто дольше крутится или громче поёт, что ли?

К нашей радости театр оказался вблизи от мэрии, в самом центре города, и мы быстро дошли до него. Когда-то он выглядел величественным – трёхэтажный, в классическом стиле со строгими колоннами на фасаде. Сейчас внешний вид внушал уныние: осыпавшаяся штукатурка неровно обнажала остов здания; во многих окнах отсутствовали стёкла и они зияли пустотой, словно дыры в беззубом рту; вокруг валялись обломки мебели, которые, очевидно, вынесли после землетрясения, да так и бросили тут же. Честно сказать, это была одна из худших площадок для выступления в моей жизни.

Молодой человек подошёл к главному входу и громко постучал в огромные кованые двери: