Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 73

  - Очень просто. Накануне свадьбы Зоя послала меня в аптеку за лекарством от головной боли. Я тут же побежал в соседнюю аптеку, доставать лекарство любимой невесте. Эдик, мой однокурсник остался с Зоей на перекрестке, точнее на обочине дороги, мы должны были поехать в поселок Клочко смотреть квартиру. Как только я отошел, подошла машина, в которой сидело три амбала, открыли дверь и Зоя тут же шмыгнула в машину, не сказав Эдику ни слова. В загс она явилась сонная как муха, вся покусана, как кобель после случки. Всю ночь трахалась. Кто отец ребенка, она и сама не знает. Вот как было дело.

  - Да как ты смеешь, плебей такое говорить о дочери полковника? Да я когда был в партизанах, дочери было всего семь лет. Это было невинное дитя, Такой она и оставалась. Это ты ее испортил, понимаешь и после этой порчи у нее и родился ребенок. Буш вякать, пристрелю, понял, падло?

  - Понял, куда деваться. Только ребенок все же коллективный.

  ***

  Женя в одно из воскресений читал роман Драйзера "Финансист".

  - Ну, ты что сел читать, - спросила Зоя, опираясь о дверную коробку смежных комнат. - Ты что - уже на пенсии? Тебе нечего делать? Я смотрю на тебя, розовощекий, крепкий, - с чего бы это? На чужих харчах хорошо живется, не правда ли?

  - Да, харчи у вас не больно сладкие, упаси Боже. Ты, Зоя, когда была у моей матушки, никто тебя ни в чем не упрекал. Кроме того, ты это говорила мне уже вчера, не стыдно тебе, корова толстозадая? Не нравится тебе - отпусти меня в общежитие, нам обеим будет спокойнее. Что я тебе такого сделал, что ты по поводу и без повода все время затеваешь ссору?

  - Ты плохой муж. Не можешь содержать семью, никак не устроишься на работу. Все университетом козыряешь. Брось ты этот университет к чертовой матери. Ну, если уж ты не можешь стать дипломатом, заделайся хотя бы директором завода ...Петровского или Ильича, по крайней мере. Ты меня не любишь. А насчет коровы толстозадой, так это, это на папиных харчах я поправилась. Постыдился бы.

  - Пошла бы ты на кухню, да помыла посуду.

  - Я? Посуду? Ты с ума сошел. У меня маникюр. Вот ты сейчас этим и займешься. У нас равноправие или забыл? Моя матушка готовит, а ты моешь полы, посуду, стираешь пеленки. А как ты думал?

  - Почему тогда отец не моет полы?

  - Отец? Отец - полковник. А ты кто? Когда у тебя будут погоны полковника на плечах - тогда, может быть, я начну возиться на кухне, а лучше будем держать служанку.

  - У меня никогда не будет погон полковника на плечах, тем более милицейских, - сказал Женя.

  - Ты на что намекаешь, неблагодарный. Давно ли ты сбросил милицейский мундир?

  - Я милицейский мундир носил по нужде и то недолго, и тем более ненавижу его.

  - Молчи ...писатель... как это я клюнула на твои стихи? Такая муть...

  - Ты... на себя посмотри, милицейская дочка. Я разочаровался в тебе и могу уйти в любой день. Плесневей здесь, без меня. Где мой чемодан?

  Резкие слова впервые, брошенные ей так открыто, подействовали на нее положительно. Она вся сжалась, стала у двери, растопырив руки.

  - Не пущу, - заявила она. - Каким бы ты ни был - ты мой и весь сказ. Я просто хочу из тебя человека сделать. И папочка мне все время говорит: дави на него, пока не поздно. Тут так: либо ты его, либо он тебя. Я верю папочкиным словам. Иди лучше вымой посуду.

  Женя бросился на кровать и разрыдался, как маленький ребенок.

  - Не хочу жить, никого видеть, и твою рожу тоже, отпусти меня на свободу. Ваша семья это настоящее гестапо, нет намного хуже гестапо. Я не понимаю, на что я клюнул. Как человек, ты просто дрянь, как женщина в постели - корова, родившая десять телят. У тебя, по-видимому, было около сотни мужиков, потому что я, когда с тобой бываю - тону в тебе как в ванной, наполненной киселем.

  - Ты на себя посмотри. У тебя сучок не больше 15 сантиметров, а мне нужен 25, не меньше, хоть ребенка ты все равно с бацал. Как я теперь одна буду его воспитывать, скажи? Уж что есть, то есть, что теперь поделаешь. Просто ты много воображаешь. Ты невнимательный, неблагодарный, хоть раз бы папе в ноги поклонился.

  - Папе, этому солдафону - сумасброду? да никогда в жизни.

  - Да хотя бы за то, что единственную дочку за тебя выдал, голяка такого. Я за дипломата могла выйти.

  - Неужели ты думаешь, что дипломаты на дороге валяются, - сказал Женя. - А потом ты моя прелесть достигла таких размеров, что дипломат посмотрел бы на тебя только ради любопытства.

  - Ха, хорошего человека должно быть много, - не растерялась она. - В этом ты виноват. Если бы ты не сделал мне ребенка, я была бы, как и раньше только упитанной, только аппетитной девочкой, а сейчас немного поправилась, но это пройдет. Вот начну работать у тебя на родине, начну по горам лазить и буду стройненькая, как Афродита.

  - Ну, хорошо, Афродита. Завтра пойду устраиваться на работу, но только на период зимних каникул.

  - Почему только на зимние каникулы, а не на все время? Ты не думаешь, что можешь потерять жену?

  - Жен много, а университет один.

  - Ну, вот и поговорили.

  10

  Женя вернулся домой довольно поздно, уже было около восьми. В это время обыкновенно начинался ужин, а на ужине присутствовал и глава семьи Никандр Иванович. Ели картошку и жареное мясо, а Никандру наливали стопочку, а потом он брался за штоф самостоятельно и подливал себе в рюмку. Тут-то начинались истории, как он партизанил. Он рассказывал их уже в который раз и все его переживания, похождения были известны всем до мельчайших подробностей, но члены семьи обязаны были слушать, затаив дыхание, иначе беды не оберешься. Зоя, вся в отца, такая же необузданная и тупая, вдруг, ни с того, ни сего брякнула: