Какой ужас!

  - Придется, а что делать?

   - Какой ты противный, просто ужас! Вместо того, чтобы заключить свою любимую супругу в объятия, у него все мысли о наполнении желудка. Какая проза!

  Зоя бросилась на кровать, всплакнула, потом поднялась, достала ведро с картошкой и начала чистить ее.

  - Вот, молодец. Так и надо делать. Только поменьше сдирай кожуру, чтобы что-то осталось.

  - Ах, тебе не нравится, тогда сам чисти свою картошку.

  - Тогда подтапливай плиту.

  - Не буду, я не знаю, что с ней делать. Будь проклята такая жизнь. Лучше бы я вышла замуж за дипломата. Не послушалась папу, а теперь локти кусаю.

  - Я вернусь в университет, а ты как хочешь, - сказал Женя.

  - Извини, - вдруг сказала она. - Я исправлюсь. Это все от тоски. Тут так скучно, в особенности одной. Теперь, когда ты приехал, жизнь пойдет по-другому. Я обещаю. Я буду учиться. Только ты будь моим учителем, но не очень строгим, хорошо?

  Размолвка кончилась миром. После ужина. Молодые часто ссорятся и тут же мирятся. И если путь от мира до ссоры становится все короче, то временный мир становится чем-то в виде надколотого хрусталя и достаточно малейшей неосторожности и хрусталь рассыпается на мелкие кусочки и склеиванию уже не подлежит.

  В начале приезда Женя растворялся в ее ласках, как сахар в воде, забывал все обиды, прощал ей дурные выходки, как результат скверного характера. Он мыл полы, посуду, стирал, добывал пищу, и даже пытался в одиночку пилить дрова ручной пилой, а потом ему бросилась в глаза ее неряшливость интимного характера. Это был мощный удар по их отношениям, как мужчины и женщины. Все чаще Женя стал жаловаться на усталость и искать случая поехать и заночевать у матери.

  Зоя не пыталась выяснить причину охлаждения мужа, а стала подозревать его в слабости, изношенности, а себя выставлять в качестве носителя неистощимой энергии, свойственной только молодости. Сама по себе возникла у нее тоска по городу. Только в городе, если постараться, можно найти еще друга, а то и не одного и никто об этом не узнает. И муж в первую очередь. Зоя начала поговаривать о возможности вернуться в город к папочке и мамочке. Не может быть, чтобы папа с погонами полковника, не пристроил ее, а потом и Женю, куда-нибудь в теплое местечко.

  - А что тут делать в этой грязи? Да я даже не знаю, как с ней бороться. А потом ее так много, так много...просто невероятно. В городе машины убирают дороги, а тут никто не убирает. А грязь с улицы мы заносим в дом, вот почему у нас такой беспорядок.

  - Да, да, ты права, моя кисочка. В городе машины заходят даже в квартиры, моют полы, убирают паутину в углах, протирают посуду - миски, тарелки, вилки и ложки, а тут этого ничего нет, - говорил ей Женя в ответ.- Надо было раньше воспользоваться папиной возможностью и устроиться в городе, ну хотя бы машинисткой, а я мог бы вернуться в паспортный стол. Неужели начальник паспортного стола города не может устроить своего зятя в паспортный стол какого-нибудь района, а их около тридцати в городе. Тем более, мне предлагали. Мы могли вообще остаться в городе. Но твой папа колун, тупой, как сибирский валенок. Какое у него образование - два класса, или вовсе ничего нет? Сколько живу, таких придурков не встречал.

  - Как ты смеешь, плебей? Да ты знаешь, кто мой папа?

  - Знаю. Дурак. Тупица и...порядочная свинья.

  - Если бы ты был дипломатом и у тебя был бы за плечами МИМО, он бы тебя поставил начальником паспортного стола одного из отделений милиции, он мне говорил об этом, - сказала Зоя, величественно приподнимая голову.

  - Ты еще женщина ого-го. Если очень постараешься - дипломат у тебя в руках, пусть самый захудалый. А развод я тебе дам, что поделать, раз все твое счастье заключено в дипломате. А теперь, пойдем, поможешь мне распилить бревно, одному никак не справиться, а я полы тебе вымою.

  - Иди ты на ... - ответила Зоя, как ни в чем не бывало. У Вити зашевелились уши. Ему казалось, что они у него начали гореть...от стыда и от обиды.

  - Ах, ты ... ленивая, сука! А задницу греть хочешь! Ну-ка, надевай телогрейку и сапоги, и выходи! Проветришься, а то от тебя зале жалостью несет, плесенью скоро покроешься.

  - Не шуми. Спокойнее, я того, я ничего, я сейчас подойду.

  Зоя подошла без задержки, схватилась за ручку ручной пилы, потянула на себя несколько раз и все разы ручка ударяла в живот, она начала стонать, материться.

  - Видишь, что у меня ничего не получается, какого х... зовешь. Я дочь полковника, вышла замуж за лесоруба, дура. Катись ты к ...матери со своими дровами, - сочно выругалась она и с ненавистью бросила ручку пилы.

  - Ну, хоть одно полено в дом прихвати.

  - А зачем оно мне?

  - Как зачем? Печку надо топить, обед готовить.

  - Я не умею печку топить, и никогда не умела. Да и не хочется. У нас дома газ. Взял спичку - чирк и готово. В город хочу, в Ленинград хочу.

  - А в Рио-Дэжанейро не хочешь?

  - И туда не мешало бы.

  - А этого не хочешь? - Женя показал ей дулю.

  - И этого хочу, только уже не с тобой, надоел ты мне.

  - А ты мне еще больше надоела.

  - Ну и катись от меня, куда глаза глядят.

  - Это ты катись, толстушка.

  14

  Женя тоже устроился на работу, но они сразу влезли в долги. Зоя не знала, что такое получка и как ее надо распределять, чтобы сводить концы с концами.