Страница 2 из 117
– Может, она думает, что её медальон начнёт петь, когда алтарь коснётся её ци?
Смех был тихим, но острым. Он не ранил напрямую, но жёг, как уксус на свежей ране. Е Линь не ответила. Только встала ровнее.
«Их ци — острые, как ножи. Но трава не режет. Она прорастает».
Рядом с ней стоял другой — юноша, худой, с тёмными глазами, опущенными в землю. На нём была грубая одежда, будто сшитая из мешковины. Он казался ещё более неуверенным, чем она.
– Ты… тоже деревенский? – Тихо спросила она.
Он кивнул, не поднимая взгляда.
– Почему ты не смотришь?
– Если смотреть – заметят, – прошептал он. – А если заметят… могут вытолкнуть ещё до испытания.
– Если не смотреть – ты уже сам себя вытолкнул, – ответила Е Линь. – Бояться — значит отдать им своё дыхание.
Юноша вздрогнул, но на миг взглянул на неё. Его глаза были тёмными, но живыми.
Площадка вздрогнула.
Из-за алтаря вышел Чэнь Фан.
Высокий, как сосна, с лицом, вытесанным из тумана, и волосами, собранными в одну длинную косу, он двигался беззвучно, но каждое его движение будто откликалось в земле. Его аура — золотая, тяжёлая, как раскалённый металл, — разлилась по воздуху, и все, кто шептался, умолкли. Даже ладан дрогнул, отступив назад, как пепел от пламени.
– Тишина, – сказал он.
Слова были не громкими, но их вес упал на уши, как удар молота по металлу.
– Сегодняшнее испытание простое. Для тех, кто готов. И невозможное – для тех, кто пришёл с мечтами, но без корня.
Он подошёл к алтарю. Белый нефрит вспыхнул слабым светом, и на миг тени на площадке сместились, будто солнце колебнулось.
– В роще за северным холмом спрятан Огненный Корень. Кто сможет почувствовать его, вырвать из земли и выдержать обратную отдачу — тот достоин остаться. Остальные… – он оглядел собравшихся, взглядом — ледяным, как вершины Чжэнъяна, – …не заслуживают даже камня у входа в секту.
Глаза его задержались на Е Линь. Не враждебно — но оценивающе. Как алхимик смотрит на незнакомый отвар: не с интересом, а с сомнением.
– У тебя в руке медальон. И свиток. Думаешь, это достаточно?
– Думаю, – ответила она, – достаточно чувствовать ци. Чтобы быть рядом с травой, а не только с мечом.
– Тогда чувствуй. И докажи, – сказал он. – Или исчезни.
Он повернулся к остальным.
– Время пошло. Выходите.
Е Линь не двинулась сразу. Она посмотрела на алтарь. Его свет стал чуть тусклее, но внутри всё ещё сиял — не ради неё, не против неё, а просто потому, что нефрит дышал так же, как дышала земля.
«Если я могу чувствовать корень под камнем — я пройду. Я не нужна их клинкам. Я — росток».
Она сжала медальон, и на мгновение ей показалось, что внутри ожил голос отца: без слов, но с теплом.
Слабая голубая аура с золотыми искрами заструилась от её ладони. Её сердце билось, и ци текла, неровно, но живая — как ручей среди камней. И она шагнула вперёд.
Роща Духовного Пламени встретила Е Линь шорохами, словно знала её имя. Воздух был густой, почти вязкий — в нём витали смола, влага, зола, и что-то ещё, что невозможно назвать — живое дыхание леса, пронизанное незримыми нитями ци. Сосны, чёрные и древние, поднимались вверх, сливаясь с тенями скал, создавая лабиринт, где свет дробился и исчезал. Под ногами шуршали иглы и сухие листья, хрупкие, как пепел.
Она шла медленно, считывая рощу, как читала траву — не глазами, а кожей, дыханием, телом.
«Бояться — значит забыть, кто я».
Но всё внутри дрожало. Давление ци было иным: не как у стражей, не как у учеников на площадке. Оно было в самой земле. Оно поднималось с корней деревьев, вплеталось в воздух, просачивалось в кости.
Издалека донёсся рык. Глухой, низкий, как раскат грома, утонувший в тумане.
– Серый Волк Тумана… – прошептала она.
Тени зашевелились. В кустах вспыхнуло алое — два глаза, как капли крови на снегу. Они исчезли, но сердце Е Линь сжалось. От страха — и от осознания, что впереди будет хуже.
На мгновение она остановилась.
Вокруг вспыхивали ауры — жёлтые, синие, алые, как факелы в ночи. Потомки кланов, как кометы, рассекали рощу, вызывая колебания в воздухе. Их ци оставляла следы, затмевая всё вокруг, и голубая аура Е Линь с золотыми искрами почти растворялась среди них.
Она села на колени, уткнувшись ладонями в землю. Пальцы дрожали.
– Спокойно, – шептала она. – Спокойно, как у ручья.
Закрыла глаза.
«Почувствуй. Слушай. Не смотри».
Из груди струилась её ци — сначала неуверенно, как капли, падающие в пустую чашу, а потом ровнее. Она представила листья полыни, всплывающие в котле. Стебель Звёздного Лотоса, переливающийся под лунным светом. Как дед говорил: «Ты не ищешь — ты вспоминаешь».
И тогда пришёл отклик.
Слабая, но яркая нота — где-то ниже, под камнем. Ци откликнулась, вибрируя, словно зов. Она вытянула ладонь, позволив ауре коснуться земли. Тёплый импульс прошёл по пальцам.
– Там, – прошептала она.
Камень был мокрым от росы. Она отодвинула его, дрожащими пальцами разгребая мох и землю. Под слоем глины вспыхнул свет — багрово-золотой корень, излучающий жар. Тепло обожгло пальцы, но она не отдёрнула руку.
«Это он. Огненный Корень».
Она осторожно обнажала его, чувствуя, как жар проходит в кожу, будто корень дышал. В груди защемило от радости — и от страха: рык становился ближе.
Шаги.
Нет — не шаги. Мягкие, неслышные движения в кустах. Дыхание, как дым. Красные глаза снова появились — ближе. И с ними — Серый Волк Тумана.
Он был огромен. Мех, как пепел, глаза, как расплавленный янтарь. От его ци веяло холодом и силой — чуждой, дикой. Е Линь, сжав корень, отпрянула за ветви, прижавшись к стволу.
– Не двигайся, – прошептала себе.
Медальон в её руке тёпло вспыхнул, будто сердце отца сжалось рядом.
«Я не слабая».
Волк прошёл мимо. Его аура скользнула по ней, как мороз — по открытому телу. Её ци сжалась, но не дрогнула. Волк задержался, понюхал воздух — и ушёл, растворившись в рощи.
Е Линь не дышала.
Только потом позволила себе вдох — и выдох. Глубокий, резкий, живой. Её пальцы всё ещё обнимали корень, а в груди пульсировала одна-единственная мысль:
«Я справилась».
Она осторожно спрятала корень за пояс, сквозь ткань ощущая его жар — как пламя в ладонях. Потом поднялась и пошла назад — медленно, ступая так, будто каждое прикосновение к земле было благодарностью. Тень рощи отступала за её спиной, и в каждом её шаге звучало:
«Я — часть земли. Я — часть силы. И я не исчезну».
Площадка перед Залом Внешних Учеников теперь дышала иным светом. Солнце, коснувшись края гор, бросало длинные, будто вытянутые пальцы тени от сосен, и они ползли по серым плитам, словно старая память. Алтарь из белого нефрита сиял ровно, мягко, как лунный диск, вобравший в себя весь свет уходящего дня. Ладан в курильницах горел упрямо, и дым стелился по земле, закручиваясь вокруг ног, будто бы сама секта проверяла, кто достоин дышать её воздухом.
Е Линь шла медленно, но прямо. Ханьфу на ней была измазана пылью, подол запачкан землёй, пальцы — тёмные от сока Огненного Корня. Но в её походке была сдержанная гордость, как в ростке, пробившемся сквозь камень. Вокруг стояли потомки кланов — без пылинки на мантиях, с равнодушием в лицах и ослепительными аурами, что сияли, как острые клинки. Их присутствие было тяжёлым, как броня.
– Смотри, вернулась, – прошептал один, не скрывая насмешки. – Крестьянка с корнем. Может, она нашла его у себя в поле?
– Или вырастила заранее, – добавил второй. – Такие не ищут — такие просят.
Смех был тихим, но крикливым в её ушах. Е Линь не смотрела на них. Она смотрела на Чэнь Фана, стоявшего у алтаря, прямого, как древний меч, в чёрной ханьфу с золотой вышивкой по краям. Его аура струилась вокруг него, давя, как раскалённая сталь на холодный мрамор.