Резистент

Она поднимает на меня удивлённые глаза. Хмурит брови, явно пытаясь вспомнить имя.

– Вероника?

– Не знаешь, что тут происходит?

Она только качает головой. Выглядит Ната плохо; я привыкла видеть её весёлой и активной в школе, окружённой стайкой щебечущих девочек, а теперь она совсем поникла, светлые волосы собраны в неаккуратный пучок, под глазами – тёмные круги от недосыпа.

– Зато я знаю, – слышится чей-то голос, и Ната аж вздрагивает от неожиданности. Я поднимаю глаза.

Темноволосый парень с непослушной чёлкой влез в наш разговор абсолютно беспардонно. И как он только услышал мой вопрос?

– И что же? – хмыкаю я.

– Мы с вами все – мутанты. Неправильно среагировали на вакцину. Вам ведь всем не было больно, так? И теперь медики будут выяснять, что с нами не так.

– Не нагнетай атмосферу, ладно? – вмешивается коротко стриженный, – я уж точно не мутант, так что говори за себя.

На это брюнет ничего не отвечает, тем более что разговор прерывается звуками из-за двери. Она снова открывается, и появляется врач с еще двумя ребятами. Если честно, мне уже намного легче от того, что я такая не одна. Нас почти десяток, пусть с нами и что-то не так.

Врач входит к нам и закрывает дверь. Он пришёл один, без сопровождавшей его женщины, и это кажется обнадёживающим – будь с нами что-то совсем неладное, сюда уже сбежалась бы куча врачей.

– Всем доброй ночи еще раз, рад знакомству с вами. Так вышло, что у вас всех уже есть тот иммунитет, который мы пытаемся создать с помощью вакцинации. Не пугайтесь, вы такие не одни. Каждый год мы выявляем около десятка таких же ребят, как вы, способных противостоять вирусу силами собственного организма. Это называется Резистентность – другими словами, сопротивление.

Повисает гробовое молчание.

– И что теперь будет? – интересуется темноволосый парень, – что с нами сделают?

– А теперь, Гарри, – врач терпеливо улыбается, – вас отвезут в ЦИР – Центр Исследования Резистентности, где вас ждёт новый дом.

Новый дом?

– Я не могу ехать, – тут же протестую я, – мне нужно утром быть дома!

А кто принесёт Ба лекарства и заставит их выпить? Кто накормит ее завтраком? Я представляю, как она просыпается, а меня нет дома. Ждёт-ждёт, а я все не появляюсь...

– Я тоже не могу, – отзывается парень в очках, – у меня маленькая сестра дома одна.

– Все ваши семейные дела мы уладим, не нужно волноваться, – спешит успокоить нас врач. – То, что вам предстоит, чрезвычайно важно. И, разумеется, будет хорошо оплачено – это теперь ваша работа. В ответ на вашу помощь мы обязательно поможем и вам, и вашим родным.

Я закусываю губу. Немного денег нам с Ба точно не помешало бы. Пенсии Ба едва хватает на продукты, раньше нас спасало пособие, которое выдавали на меня, как на несовершеннолетнюю, но те времена закончились, а платить за воду и свет все еще нужно. Надо ехать.

Я переглядываюсь с Натой, и мне кажется, что она вот-вот расплачется. Не знаю, почему, но её растерянность придаёт мне решимости, я беру девочку за руку и веду к выходу. Ната идёт за мной, ничего не говоря.

Вслед за нами к двери тянутся и другие Резистентные.

А за дверью нас ждут двое мужчин в военной форме. Думают, что мы попытаемся сбежать по дороге? Или это вроде охраны? Как бы ни было, присутствие этих широкоплечих вояк меня напрягает. Нас выводят из больницы. В коридорах совсем пусто и тихо, на больших часах в холле я успеваю разглядеть время – четыре утра. Неужели прошла целая ночь?

Возле входа в больницу ждут две грузовые машины. Один из охранников (или надзирателей?) распахивает задние двери первого грузовика. Я оглядываюсь по сторонам. Никто не спешит лезть в машину. Странно всё это. Наконец Гарри шагает вперёд, запрыгивает в фургон. Вслед за ним идёт парень в очках, а дальше – мы с Натой. Я легко запрыгиваю в машину, недаром же столько лет училась лазить по всему подряд, а вот Нате подъем даётся тяжело, очкарику приходится почти что втаскивать её за руку.

За нами дверь закрывают, так что остальные пятеро Резистентных исчезают из виду. Машина сразу трогается. Повисает тишина, если не считать рёв мотора.

Я принимаюсь разглядывать свои ладони в тусклом свете лампочки, словно в них есть что-то интересное. Пожалуй, стоит что-нибудь сказать, начать беседу, но я никогда не отличалась общительностью. Мне повезло: Гарри сам начинает разговор.

– Везут нас, как дрова, да?

В подтверждение его словам машину сильно трясёт; Ната чуть вскрикивает, паренёк теряет очки и начинает шарить рукой по полу в их поисках. Я поднимаю очки с пола, убеждаюсь, что они целы, и подаю несчастному. Тот растерянно благодарит.

– Я Гарри, сто семнадцать одиннадцать. Будем знакомы, раз уж все здесь оказались, – представляется Гарри.

– Ник, сто шестнадцать девяносто три, – отзывается очкарик.

– Наталья, сто семнадцать ноль два, – негромко произносит Ната.

– Вероника, – вздыхаю я, – сто семнадцать тридцать четыре.

– Кто знает что-нибудь об этом Центре? – спрашивает Ник. Я только качаю головой.

– Скорее всего, он секретный. Никогда о нем не слышал, – предполагает Гарри.

– И как они могут быть уверены, что мы Резистентные? Может, просто неправильно ввели вакцину – случаются же ошибки?

– Лучше бы это была ошибка, – сжимает губы Гарри, – ничего хорошего эта Резистентность не сулит. Станем подопытными кроликами, это точно. Мне-то всё равно, меня дома не ждут.

– Надо было переждать реакцию дома. Если б я только знала, – я устало опускаю веки, вспоминая, как чуть не опоздала. Если бы задержалась еще, может, сейчас была бы дома. Как там Артур? Наверняка он зайдёт, чтобы узнать, как мои дела, но меня не будет. Станет ли он меня искать?