Страница 44 из 114
[Ответы Заля мобедам] В раздумье сперва погрузился Дестан, Затем приосанившись, выпрямив стан, Готовый ответить на каждый вопрос, Такие слова богатырь произнес: «Сперва про двенадцать зеленых дерев, 7500 Что высятся, тридцать побегов воздев; Двенадцать таит в себе месяцев год, И каждый, как новый владыка, грядет, Прошло тридцать суток, и месяц истек — Таков провиденьем начертанный срок. Еще про двоих расскажу я коней, Что мчатся стремительных молний быстрей: Проносится белый, сверкнув, как хрусталь, И черный за ним устремляется вдаль. Так время течет, строго меру храня; 7510 То смена извечная ночи и дня. Бегут, как от своры охотничьей дичь; Им в беге друг друга вовек не настичь. Скажу о наездниках тех тридцати, Что мимо владыки мелькают в пути. Порой их становится меньше одним, А снова сочтет — те же тридцать пред ним. То луны текут, и неравен им счет, На сутки бывает у них недочет[243]. Еще разгадаю в немногих словах 7520 Загадку о птице на двух деревах: В сияньи земля от Овна до Весов, В ту пору неведом ей темный покров. Лишь к Рыбам ее приведет Зодиак, Угрюмый над нею сгущается мрак. Два древа — две длани небес. Искони Печаль и веселье даруют они. А птица та — солнце. Зимой нам темно, Весною нас вновь оживляет оно. А тот на высотах сияющий град — 7530 Приют наш небесный, не вянущий сад. Пустыня — земной наш, случайный приют, Где горе и радость бок о бок живут. Отсчитан судьбою здесь каждый наш час — Что дарит, сама похищает у нас. Но дрогнет земля, и раскатится гром, Поднимутся вопли и стоны кругом, И прерван в пустыне упорный наш труд. Нас снова к обители горней зовут. Плод наших трудов кто-то новый пожнет, 7540 Пожнет, но и сам он уйдет в свой черед. Так было с тех пор, как живет человек, И этот закон не состарится ввек. Взять доброе имя с собой не забудь — К бессмертью оно открывает нам путь. А если мы жили в корысти и зле — Смерть все обнажит, что таилось во мгле. Пусть выше Кейвана богатый наш дом, С собой мы лишь саван один унесем. И тяжкий обнимет нас трепет и страх, 7550 Как время придет обратиться нам в прах... С серпом великан по лужайке идет, И все, что увяло, и все, что цветет, Срезает равно беспощадной рукой, Мольбою не тронуть его никакой. Мы травы, а время — косарь, что на луг Ступив, без разбору все косит вокруг; Всех губит, не глядя, кто молод, кто сед, Губя, не щадит и младенческих лет. Таков нашей жизни извечный закон; 7560 Ведь каждый рожденный для смерти рожден; В дверь входит, выходит из двери другой. Измерен наш век беспощадной рукой». [Заль обнаруживает свою доблесть перед Менучехром] Так Заль, с сокровенного сбросив покров, Владыку порадовал мудростью слов. Светлеют от радости лица мужей; Почтил его царь похвалою своей. Знак подал он к пиру; наполнен фиал, И месяцем ярким чертог засиял. До самой полуночи пили вино, 7570 И головы крепко кружило оно. Окончился пир, гаснут гроздья огней, Конюший уже окликает коней, И за руки взявшись, из царских палат Хмельные бойцы восвояси спешат... Сверкнуло над кручами пламя лучей, И витязи сон отряхнули с очей. Заль юный, кушак свой походный надев, Предстал перед царем, как воинственный лев. Просил он скорее дозволить ему 7580 В Забул воротиться к отцу своему. Сказал он «Владыка, отправлюсь я в путь. Меня потянуло на Сама взглянуть. Престол целовал я, с тобой говорил, Венец твой мне сердце навек озарил». Но царь отвечает: «Останься со мной, Ты завтра отправишься в город родной. О нет, не к родителю тянет тебя, — К царевне кабульской ты рвешься, любя». Он вынести в поле велел барабан, 7590 Литавры, и трубы, и звонкий тимпан. Ристалищем этим, сильны и ловки, Помчались один за другим ездоки. Любой, тетиву напрягая свою, По цели стреляет, как будто в бою, Несется, вращая копьем, булавой, Стремясь отличиться в игре боевой. А сверху глядит повелитель царей На игры прославленных богатырей. Таких удальцов не видал он нигде, 7600 Каким был Дестан в молодецкой езде. Могучее дерево в поле росло. Не мало над ним лет и зим протекло. Заль в руки свой лук исполинский берет, Назвав свое имя, несется вперед. Прицелился — и удальцу удалось Пронзить это древнее древо насквозь. Потом за щиты копьеносцы взялись И копья тяжелые вскинули ввысь. Лук бросил могучий Дестан, и свое 7610 Из рук копьеносца он принял копье; Пригнувшись, коня боевого хлестнул, Искусством невиданным снова блеснул: Мгновенно — задача была не проста — Пробил он три выпуклых, крепких щита. Спросил повелитель толпу храбрецов: «Кто с витязем этим сразиться готов? Нет равных ни луку его, ни копью — Теперь вы его испытайте в бою». За шуткою пряча досаду, стрелки, 7620 В сраженьях испытанные смельчаки, Коней горяча, словно буря летят, Сквозь пыль наконечники копий блестят. Воители бьются один на один. Хлестнул скакуна молодой исполин. Избрав из прославленных богатырей Такого, что прочих сильней и храбрей, Стремительно Заль на него налетел; Тот кинулся прочь, встречи с ним не хотел; Но доблестный, тигром настигнув бойца, 7630 За пояс мгновенно схватив беглеца, С седла его поднял и наземь швырнул. Пронесс вокруг изумления гул. Твердили воители, Заля хваля: «Такого еще не видала земля». Сказал Менучехр: «Под счастливой звездой Пусть вечно живет богатырь молодой! Пропал, кто решится на бой его звать! Оденется в траур злосчастного мать. Еще не рождалось могучих таких 7640 Не только у львов — у чудовищ морских. Немалое счастье для Сама-бойца Такого стране подарить удальца». Заль слушал хвалы от владыки владык, От каждого, кто именит и велик; Они в светозарных палатах сошлись, В венцах и в одеждах богатых сошлись. И Заль награжден был владыкой земли Столь щедро, что все в изумленье пришли: Престол золотой, драгоценный Венец, 7650 Запястий, цепей, поясов и колец, Сосудов из золота и серебра, Рабов и коней и другого добра Немало властитель ему даровал, И Заль пред владыкою прах целовал. вернуться
243
Месяц персидского солнечного календаря определялся периодом полного оборота луны (от новолуния) и имел условно равное число дней — каждый 30, что составляет в году 360 дней. Недостающие до годового счета дни (так называемые андаргахан — вставные) включались в календарь в конце или в середине года. Древнейший — авестийский (халдейский) — год иранцев был еще лунным в своей основе, но сопоставлялся с солнечным. Позднейший — мусульманский лунный год — с солнечным не сопоставлялся. Следовательно отпадала необходимость во «вставных» днях. Недочет на сутки, о котором говорится в тексте, возникает из-за того, что месячный оборот луны, равно как и годовой оборот солнца, выражается числом с дробью.