Страница 11 из 16
Глава 6. Выход в свет
В дверь постучались — слишком тихо и деликатно для Агнессы.
— Войдите, — сказала я, и мой голос прозвучал на удивление твердо.
В комнату всплыла Изольда, шелестя пышными алыми юбками. На ее губах играла медовая улыбка, и только глаза, темные, почти черные, оставались холодными.
— Милое дитя, — пропела она, скользя ко мне. За ней Агнесса и еще две служанки внесли целую охапку платьев. — Выбор платья для знакомства с будущим мужем — дело государственной важности. Я решила помочь тебе сама.
— Почему же вы не сказали мне про бал? — поинтересовалась я с невинным видом.
На ее лице не дрогнул ни один мускул. Лишь легкая тень сочувствия, столь же фальшивого, как блеск ее драгоценностей, пробежала по нему.
— Я не хотела тебя беспокоить, дитя мое. — Ее голос был самой заботой и сладостью, как душная летняя ночь. — Твое здоровье так хрупко, мы до последнего не были уверены, сможешь ли ты выдержать такое шумное сборище. Что, если лихорадка вернется?
— Благодарю за заботу, — я опустила ресницы, давая понять, что поверила в ее слова.
Изольда отвергла сапфировое платье, затем изумрудное.
— Слишком ярко, дорогая, это лишь подчеркнет твою болезненную бледность, — убеждала она, не моргнув глазом.
Наконец, ее выбор пал на то, что я и ожидала. Платье из тончайшего, почти невесомого шелка цвета бледной луны. Оно было создано не для того, чтобы украшать, а для того, чтобы разоблачать. Тонкая ткань без подкладки не скрыла бы ни одного выступающего ребра. Бледно-серый оттенок заставил бы мою и без того бледную кожу выглядеть восковой, нездоровой. Глубокий, почти вызывающий вырез и открытые руки должны были явить всему двору мою болезненную хрупкость.
Это был не наряд, а саван. Идеальный костюм для роли бессильной, умирающей принцессы.
— Вот, — с удовлетворением сказала Изабелла. — Идеально. Нежное, скромное. Оно покажет принцу твою хрупкую натуру.
Я встретила ее взгляд в зеркале. И улыбнулась самой покорной, самой благодарной улыбкой, на какую была способна.
— Вы как всегда правы, ваше величество. Простота — лучшее украшение.
Я опустила ресницы, пряча огонь, который, я была уверена, пылал в моих глазах. Улыбка Изольды стала шире. Сама она была разодета в пышное платье со множеством бантов и рюшей, но моя колкость явно прошла мимо нее.
— Вот и славно, милое дитя. Помогите принцессе, — бросила она Агнессе и развернулась, чтобы уйти, оставив за собой шлейф аромата лилий и едва уловимый запах яда.
Я смотрела ей вслед, стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони. Что ж. Пусть будет бал. Пусть будет это платье. Она хочет, чтобы я выглядела жертвой? Хорошо, что люди в этом мире не знают про фильмы ужасов. В них даже самые хрупкие куклы иногда оживают. И когда это случается, они перестают быть игрушками. Они становятся кошмаром.
Мы с Агнессой остались одни. Она молча помогла мне снять сорочку и подала корсет. Ее пальцы были холодными и быстрыми, когда она затягивала шнуровку на моей спине. Я глубоко вдохнула, чувствуя, как жесткие пластины обхватывают ребра, утягивают талию и выталкивают вверх грудь, делая ее особенно соблазнительной. Тело, познавшее наслаждение, откликнулось на это тугое объятие неожиданным трепетом.
Никто из этих людей не верил в Кэролайн. Сегодня я намеревалась показать им, кто я такая. Не пациентка. Не пленница. Принцесса.
Я чувствовала жизнь в каждом сантиметре этого тела и с трепетом наблюдала за тем, как оно пробуждалось. Кожа, еще недавно тусклая и безжизненная, все еще была бледной, но теперь она словно светилась изнутри, налитая теплом. После того, как я перестала пить лекарство, ко мне возвращался не только ясный ум, но и чувствительность.
Это тело, бывшее моей тюрьмой, оказалось сокровищем. Память обожгла внезапным жаром, возвращая меня в ту первую, оглушительную ночь. Тогда мой изголодавшийся по контролю разум столкнулся с нетронутой, невероятно отзывчивой плотью юной принцессы. Я впервые познала на вкус запретный плод могущества — власть над собственным удовольствием, над этим прекрасным телом. Этот секрет, эта разбуженная страсть теперь горели во мне негасимым огнем. И я хотела большего.
В коридоре послышались голоса, и какой-то стражник окликнул того, кто стоял у моих дверей. Алека. Дверь на мгновение приоткрылась чуть шире, чем положено.
В этот самый миг наши глаза встретились в зеркале.
Он стоял снаружи, в полумраке коридора. Я — внутри, залитая светом свечей, в одном лишь белоснежном корсете и тонких чулках. Его взгляд, обычно холодный и непроницаемый, дрогнул. Он видел не бледную пациентку, которую привык охранять. Он видел женщину. Он смотрел на изгиб моей шеи, на открытые плечи, на ложбинку груди, поднятую корсетом.
Его взгляд не просто скользил — он касался, почти физически ощутимо, оставляя на моей коже невидимый, но горячий след. Я видела, как на одно долгое, бесконечное мгновение его каменная маска капитана стражи треснула, обнажив под ней нечто дикое, голодное и совершенно неподобающее его должности.
По спине пробежал холодок, тут же сменившийся волной обжигающего жара. Я затаила дыхание, чувствуя, как под тонким батистом сорочки от этого взгляда дерзко твердеют соски. Это был не страх и не смущение, а триумф. Чистый, звенящий, как удар клинка о клинок. Я поймала тебя, капитан. Я видела то, что ты так тщательно скрываешь ото всех, и в первую очередь — от себя.
Его глаза на долю секунды расширились, будто он сам был потрясен собственной реакцией. Затем он резко отвернулся, челюсти сжались так, что на скулах заходили желваки. Дверь бесшумно затворилась, скрывая Алека, но его взгляд остался гореть на моей коже.
Агнесса, не заметив ничего, подала мне серое платье. Еще минуту назад оно казалось мне унизительным символом моей слабости, приговором, вынесенным Изольдой. Теперь я видела его иначе. Эта серая, безжизненная ткань была не клеткой, а идеальным камуфляжем.
Я сама шагнула в шелковый кокон, позволяя Агнессе застегнуть крошечные пуговицы на спине. Я чувствовала, как холодная ткань ложится на разгоряченную кожу. Пусть весь двор видит бледную, скромную принцессу. Пусть принц Джулиан видит хрупкое, трепетное создание. Но Алек... он будет знать, что скрывается под этой серой оберткой. Каждый раз, когда его взгляд будет падать на меня, он будет вспоминать эту секунду. Образ женщины в одном корсете, которая поймала его взгляд и не отвела свой.
Эта мысль наполнила меня покалывающим чувством азарта, и я едва удержалась от улыбки.
***
Когда я спустилась по лестнице, опираясь на руку Алека, в холле воцарилась тишина. Все взгляды устремились на меня, порождая в животе тянущее, тягучее волнение. Что будет, если я не справлюсь с ролью Кэролайн? Здесь так много людей, которые знают меня, но я не знаю их. Я неосознанно вцепилась в руку Алека, и тот перевел на меня вопросительный взгляд. Нет, вряд ли меня разоблачат. Любое странное поведение можно списать на болезнь и плохое самочувствие.
Бальный зал оказался именно тем, чем я и представляла — ослепительным кошмаром. Воздух был густым от запаха воска, тяжелых духов и вина. Я медленно окунулась в это человеческое море, когда почувствовала на себе взгляд — не просто любопытный, а изучающий, ленивый и хищный. Как кот наблюдает за мышью, решившей станцевать посреди его гостиной.
Обернувшись, я увидела его. Одетый в камзол из темно-сливового бархата, идеально сидящий на плечах, мужчина держал бокал с вином так, словно это было продолжение его руки. Поймав на себе мой взгляд, он лукаво улыбнулся и, отделившись от колонны, плавной походкой пошел мне навстречу.
Алек сделал шаг назад, будто давая пространство нам двоим, и я тотчас все поняла. Джулиан. От волнения сердце вдруг раненной птичкой забилось о клетку корсета. У меня пересохло во рту, поэтому я склонилась в вежливом поклоне, давая себе передышку.